Город призраков

— Я не понимаю, о чем вы, — профессор растерянно захлопал ресницами. — Но, во многом здесь кроются ответы на вопросы, которые возникли у вас. Вы шли по ложному следу. Угрюмый сблизился с адвокатом именно из-за болезни дочери. Но сказал, что болен именно он. Они подолгу беседовали об этом. О смерти, о физических недугах, вызванных болезнями, о шансах на спасение. Поэтому Угрюмый бы не посмел убить человека, страдавшего от рака. Человека, у которого была такая же болезнь, как и у его дочери. Он мне рассказал об этом в нашу последнюю встречу. И тогда он у меня прямо спросил, есть ли шанс на спасение Белки. Попросив ответить честно. Я честно ответил, что есть. Я ему сказал, что стою на грани большого открытия, что вот-вот найду лекарства от этой болезни. И смогу спасти эту девочку. И многих других тоже.

— И после этого Угрюмый взял вину на себя, что спасти вас от тюрьмы, — продолжил я за него.

— Да, но я случайно об этом узнал от вас. Хотя конечно, следовало предположить, что Угрюмый пойдет на это. Ведь именно поэтому он не рассказал всю правду в милиции.

— Он вас подозревает.

— Более того. Он уверен, что это я убил адвоката. Он видел меня в тот вечер. Но он скрыл этот факт из-за Белки. Он знал, что я продолжаю наше общее дело. И когда убедился, что я смогу совсем скоро завершить его, окончательно решил меня спасти.

— У него есть веские основания утверждать, что убили вы?

Профессор вяло кивнул. И рассеянно потянулся за сигаретой. Забыв что он давно бросил курить. Вытянув из пачки одну, тут же бросил ее на стол. И тяжело вздохнул.

— Но я за это на него зла не держу. Я бы на его месте, пожалуй, подумал так же. Слишком уж все очевидно выглядело.

Заманский вновь приблизился к окну. Слегка его приоткрыл и тут же плотно закрыл. Словно чего-то испугавшись. Словно боясь, что слова, которые он должен произнести, поглотит ветер и разнесет по всему городу.

За окном вечерело. На небе стали появляться первые звезды. Мы по-прежнему сидели, не зажигая свет. Не из-за конспирации. Просто казалось, что в темноте легче говорить правду, потому что правда, как правило, легче рождается в темноте…

Тогда был похожий вечер. Зажглись звезды. Дул прохладный южный ветер. В это время года юг обычно компенсирует дневную жару холодными ранними вечерами.

Профессор знал что внизу собралась компания почетных жемчужан. Но он к ним не хотел спускаться. Не потому, что не любил их. Просто эти люди казались ему чужими. Он неплохо относился к ним, к их высоким моральным принципам. Просто ему казалось, что люди не совершающие ошибок, гораздо реже способны понять других, на них непохожих.

Профессор, дождавшись, когда все соберутся внизу. Когда отужинают и наконец-то устанут интересоваться, почему он не спустился к ужину. Постарался незаметно выскользнуть через черный ход во двор гостиницы. И оттуда прямиком направился на кладбище. Он это проделывал каждый вечер с тех пор как поселился в Жемчужном.

Этот вечер был подобен тысячам других вечеров в этом городе. Профессор так же думал об этой страшной болезни, причины которой так и оставались неясными. Болезни, которую никто никогда еще не смог излечить. Он думал о Угрюмом, который долгое время провел в тюрьме и, возможно, поэтому заболел. Он думал об адвокате. И еще о многих людях, которые ушли безвременно, но которых можно было бы спасти. Если знать одну формулу. Формулу жизни.

Он, как и Угрюмый, всегда мечтал чтобы эта формула была найдена. И еще Вера… Которую он так любил. И всегда посещал ее могилу. Она умерла от болезни сердца. Но кто до сих пор может ответить, что такое болезнь сердца? И не связана ли она с раком. И это — не одно ли и то же? И не есть ли в мире только одна болезнь, которой дают разные названия и по-разному лечат? И насморк, и грипп, и гипертония, и гастрит, и рак… Не одна ли это болезнь? И не ее ли одну придумал Бог, чтобы мы со всем этим разобрались и привели под общий знаменатель. Если это так, то отчего она появляется?..

Об этом думал профессор Заманский, идя на кладбище. Такие же мысли приходили ему в голову и на обратной дороге.

Но он никогда не смог бы предположить, что в его комнате, где так уже все стало привычным, где повсюду царят его формулы и где он как всегда надеялся проработать до утра, его ждет нечто страшное. Оно всегда приходит, когда мы его не ждем.

В его номере лежал убитый адвокат. Профессор бросился к нему, но понял что того ничто уже не сможет спасти. Шею адвоката перетягивал какой-то шнурок или лента. Адвокат был мертв. Единственной мыслью Заманского была мысль о спасении, хотя он все уже понял. Он бросился звонить: не все ли равно куда, в скорую, милицию?.. Он плохо помнит. В конце концов он оставил телефонную трубку в покое. И стал лихорадочно соображать. Больные, бредовые мысли. И единственная отчетливая — мысль о наказании, о том, что все посчитают его причастным к преступлению, а, возможно, и самим убийцей.