И даже я несколько раз выстрелил в неподвижного солдата. Не мог остановиться. А потом нахмурился, чувствуя подвох! Как это он так напротив входа точно сел? Почему не укрылся? Не уполз? Дик, парень из маленькой Голландии, тоже что-то почувствовал, стал распрямляться. Водя винтовкой в разные стороны.
И все-таки не смог среагировать на ожившие внезапно шкуры. Я инстинктивно сделал два шага назад и присел, укрывшись за спинами товарищей. А Дик – нет. Не успел. Мастерски брошеная саперная лопатка раскроила пехотинцу череп, как спелый арбуз. Голландец кулем свалился в каземат. Чудовище в шкурах дико завопило, подхватило с пола воткнутый штык и понеслось на нас! В другой черной руке блеснул нож. Нас атаковало дикое животное! Русские специально таких приручали, вылавливали в лесу или в снегах и готовили для контратак, нарушая все мирные и джентльменские конвекции. Парни защелкали затворами. Кто-то успел выстрелить. Но только не Вейт! Сбоку в него ударил топор. Подрубил ноги. Вонзился в живот. Второй голландец, на которого мы тоже возлагали огромные надежды, за миг до смерти попытался прикрыться винтовкой. Удары топора разрубили оружие пополам и с противным чмоканьем стали входить в тело. И тут мы начали нести потери, люди просто таяли! Дилфу досталось от ножа и штыка. Шея, грудь, грудь, живот. Он так и застыл растерянным, уже мертвым, а его продолжало рвать рычащее чудовище, наносившее без остановки удар за ударом. Более опытный Смит разрядил в него сбоку винтовку. Стукнул прикладом. И взял на штык. Потеснил. Теперь они двое орали. Один с одного конца винтовки, другой – с противоположного. Чудовище, насаживаясь на штык, пыталось достать Смита своими ножами. Кто-то стрелял куда-то вбок, за стену, не обращая внимания на двоих дерущихся. Явно найдя цель поинтереснее и опаснее.
– Граната, – как всегда спокойно сказал капрал и бросил ядро в пробоину. Все шарахнулись назад. Даже Смит, выпуская винтовку, оставляя оружие в теле чудовища.
Громыхнул первый взрыв.
Я поджег трясущимися руками фитиль и закинул свою гранату в каземат.
Сзади раздался рев. Страшный. Дикий. Древний. Кишечник болезненно сжался, освобождаясь. Присел со страху. Трясясь, обернулся на трескотню выстрелов. На берегу творился необъяснимый ужас. Наши высадились и сейчас беспорядочно стреляли в тундру. Отчаянно матерились и громко взывали к Господу. Большими прыжками на них несся огромный исполинский медведь. Величиной с корабль и замок! Вот пасть его распахнулась, и он утробно заревел, скаля колонные клыки. Животный смрад донесся и до нас. За медведем, не торопясь, скользили люди в шкурах. С палками в руках. Я сглотнул. И привлеченный шумом, посмотрел себе под ноги. Там крутилась, брызгая огнем и остатками фитиля, ручная граната. Моя. Ручная граната. Прилетевшая обратно из каземата.
– Черт! – крикнул я и попытался отшатнуться назад.
– Shit! – закричал британец, и вслед за отчаянным воплем громыхнул взрыв. Я поморщился, когда взрывная волна влетела в пробоину стены каземата, принеся в столбе белую пыль, крошево камня и куски плоти. И посмотрел на винтовку, торчащую в теле. Ухватился двумя руками за дуло. Потянул, вытаскивая воткнутый в тело штык. Оперся рукой о камень, приходя в себя – стар я стал для таких фокусов. Постарался не улететь в блаженное небытие и осторожно выглянул в проем. Никого. У берега медведь рвал британцев. Саами добивали раненых острогами и резали ножами. Все заняты делом. Не до нас. Сглотнул кровь. Устало посмотрел на монаха. Брат Матвей сидел у входа, низко наклонив голову. Изо рта его тянулась длинная кровавая слюна и никак не падала на колени. Сделал шаг к нему, опираясь о винтовку. Прижимаясь спиной к камню, тяжело сел рядом. Клацнул затвором.
– А вот и винтовка, – сказал я ему, изображая радость. Плохо, наверное. Шутить я никогда не умел. – Случайно нашел! – посмотрел в казенник. Вздохнул. – Без патронов. Не везет.
Монах зашевелился. Очень медленно. Тяжело ему. Взял за руку. Пальцы старика легонько сжались.
– Что там? – прошелестели слова.
– Медведь. Сейчас британцам не до нас. Бегают. Выживают. Скоро совсем закончатся.
– То бесы, а не медведь, – пробормотал монах. – Ты меня прости, Иван Матвеевич, но дальше сам… Я больше не могу… Бесов ты должен одолеть. Обещаешь?
– Обещаю, – машинально ответил я. Пытаясь сжатием пальцев удержать старика с собой, но хватка его быстро слабела. И хоть я знал, что он уже мертв, всё равно спросил:
– Как ты меня назвал?
По полу низко стелился черный дым. Остался только он и я. Снаружи каземата затихали крики. Струйки дыма поползли со всех сторон черными змеями и стали напротив меня сбиваться, сплетаться в фигуру. Вот появились ноги. Туловище. Руки. Голова. Чернота прояснилась, налилась красками, и ко мне шагнул улыбающийся Прохор.
Сразу присел рядом. Потрогал лоб. Заботливый. Покачал головой.
– Да, барин. Досталось тебе.
– Ты бы на них посмотрел, Прохор. А потом уже говорил, кому досталось.
– Мне ты нужен, а не они! И в этот раз тебе от меня не уйти.