Гладь озера успокоилась совсем. Ничто не тревожило воду. Тишина. Я вздохнул. Показалось? Медленно, не нарушая баланса спокойствия, из воды стала появляться первая уродливая голова. За ней вторая. Третья без паузы всплыла левее. Четвертая и пятая правее. Они росли темными бугорками кочек и могил. И от диких веяло звериным спокойствием – слабая еда никуда не денется и окажет совсем вялое сопротивление. Нас брали в плотное кольцо. Через короткую паузу вокруг торчало сотни голов. Немые зрители. Мертвые критики. Театральные драматурги. Чужие глаза буравили, выжидая окончания пьесы.
– Видишь?
– Вижу. Чего они ждут?
Брат пожал мощным плечом. Под грубой буро-зелёной кожей заходили канаты мышц. Прекрасно развитая дельта надулась в огромный шар.
– Не знаю. Может – это коллективный разум? И они понимают, что ты выбрал.
– А я выбрал? – глухо спросил я.
– А ты выбрал? Я надеюсь на это.
– Ты думаешь, я смогу убить брата?
– Пойми, Ваня. Я не брат тебе больше, – существо хотело продолжить, но я перебил.
– Кто так решил? Ты? Я?
– Судьба.
– Судьба, – эхом повторил я.
– Нельзя убить того, кто уже мертв.
– Могу поспорить с тобой, – я вздохнул. – Кажется, что в решении такого тонкого вопроса, я становлюсь специалистом.
– Ваня, они ведь сейчас нападут, и ты кому-то подаришь свободу. Почему этим счастливчиком не могу стать я? Отбрось свои предрассудки! Сделай, я тебя умоляю. Пожалуйста, – дикий снова заплакал. Моё сердце тревожно сжалось. Я ведь помнил его совсем маленьким из своего юнкерского юношества. Рождество. Наряжали елку. Рыдающий Жора над разбитой стеклянной игрушкой. Я жалел его, прижав к себе, гладил по вихрастой головке. Через секунду понял, что повторяю то же самое. Только сейчас под пальцами были не мягкие волосы, а крепкие шипы-рога, много. Вздрогнул от неожиданности. Изменённая голова брата была тяжела. Он поднял морду, открывая шею. Трогательно моргнул большими фиолетовыми глазами.
– Ты помнишь?..
– Да… В то Рождество ты купил мне три стеклянных паровозика. Самые дорогие подарки. Ударь меня в шею – самое уязвимое место.
– Спасибо. Буду знать.
– Еще ты обещал мне, что научишь кататься на лыжах.
– Сам не умею. Плохой из меня вышел бы учитель, – я снова вздохнул и посмотрел на торчащие головы. Они точно сдвинулись с места и приблизились на короткую дистанцию. Моя настороженность не укрылась от брата.
– Не бойся. Когда ты сделаешь то, зачем пришел, тебя не тронут. Это тоже, как коллективный разум – все станут ждать твоего нового появления. Ведь такие, как ты, приносят только избавление.
– Откуда ты знаешь, что меня не тронут?
– Я видел. До тебя приходили. Правда, всего один раз. Я так бежал на тот нож и не успел, – дикий снова заплакал. – Я был слишком молод и еще не успел окрепнуть, но теперь мне повезло. Я избранный.
– Повезло… – эхом отозвался я. Сердце тревожно сжалось, и я заплакал бы, если бы умел.
– Мне часто снится маменька. Интересно, как она? Сны такие тревожные. Надеюсь, с ней все хорошо? Мне так жалко ее, она потеряла сына. Но я боролся за жизнь, как мог.
– Двух.
– Что?
– Потеряла двух сыновей.
– Не говори так, это ничего, что ты в мире Мертвых! Ты выберешься. Ты сильный. Ты живой. Со мной всё покончено. Пора ставить точку. Постой!
– Я ничего не делаю.
– Успокой меня еще – ответь на вопрос.
– Конечно, – я покрепче сжал голову чудовища. Тело чувствовало каждый впившийся в кожу шип.
– Я странные письма получал от своей невесты. Стихи неоконченные, словно, что-то не договаривала моя Марья. Видел ли ты ее, брат? Передал ли ты стихи? Ведь в них все чувства мои к ней. Каждый вдох и выдох, каждая мысль. А в ответ я получал какие-то непонятные письма-обрывки. Что недосказывала мне невеста? Скажи мне, Ваня.
– Не знаю. Откуда мне знать? Девушка она. Этим всё сказано. Нет четкости мыслей. Нет логики. Пишет, что думает в минуту печальную, отсюда и обрывочность и недосказанность.
– Точно? Не скрываешь ли ты от меня чего, Ваня?
– Конечно же нет, Георгий. Верная невеста ждет тебя дома и будет убиваться, когда обратно корабль придет без тебя.
– Печально. Хорошо, что у нее останутся мои стихи! В них – вся правда обо мне. Такая память! Но ты можешь и не знать ничего… Ты так внезапно в экспедицию сорвался и уехал на Север – мне маменька писала – я чувствовал горе в каждой строчке. Вижу, нашли вы что-то необычное, раз ты тут.
– Нашли. Я точно нашел.
– Снова герой, – глаза брата засветились, – давай! – он вытянул шею и закрыл глаза.