– У-у-у, – прошипела девушка, – вот выращу своего сайвугадче, будет он только моим, и стану самым сильным шаманом. А о тебе, противный дедушка, даже вспоминать не буду. И канет твоя легенда в небытие.
– Как ты его вырастишь? – засмеялся дедушка. – С детства что ли? И где ты возьмешь ребенка? В тундре? В погосте? Не смеши.
– Найду, – прошипела Карху. Я слегка покосился на ее живот и стал дальше смотреть, как дедушка пожирает души комаров. Занятное зрелище. Стану на ноги, окрепну чуток и сбегу. К речке. Засиделся. Там до Колы, оттуда в Кандалакшу или в столицу к маменьке, хоть на оленях, хоть на паровозе, хоть на судне британском. Заберу Прохора… А, мертв. Давно мертв. Странно. Загадка какая-то необъяснимая. Кто ж тогда был вместо него всегда рядом? Да был же мужичок, иногда пил крепко, а Прохор не пил никогда. Странным казалось, но думал, горе какое-то у дядьки, скрывает, раз не говорит и прощал блажь, потому что сам пил. Боль головную глушил. Разобраться уже, наверное, не смогу. Чую, не легко будет от этой вежи оторваться. Привязали меня к ней крепко.
Странно, что старый шаман не видит изменения в Карху. Хотя, может дед не воспринимает ее как девушку и пока не обращает внимание.
Привязали меня к веже шаманской не ремнями. Нет. Тайной скрытой и не ясной, такой, что даже недоразумение с Прохором блекнет.
И не рождённым ребенком с участью незавидной. Потому что судьбу я такую переживаю с зимы уже.
Я распахнул жилетку. Стал смотреть на тело своё высохшее.
– Смотри. Любуется, – дед заулыбался. Карху отвернулась. Не могла смотреть. Сам не мог. Словно не мое. Всё покрытое шрамами, рубцами, следами от ран новых. Ужасное тело. Я запахнул жилетку и на всякий случай сказал старому шаману:
– Нет белочки. Тут была.
– Ускакала твоя зверушка. Ох, высосать бы из тебя душу за то, что со мной сделали из-за тебя. Но заплатишь еще сполна. Скоро время придет, перестанешь тогда лыбиться.
– Белочка? – неуверенно сказал я.
– Хватит, дедуля, говорить о городе при нем. Не ровен час, очнется. Начнет понимать. Начнутся вопросы.
– И что тогда?
– Сбежит.
– Сбежит в тундру? К комарам и медведям? Шутишь?
– Да он и так с медведями живет. Хватит! Лучше помоги мне бубен доделать. Рисунки правильно наложить.
– Не знал, что до такого доживу. Раньше барабан так боготворили, что к нему категорически воспрещалось прикасаться женщине – оскверняли вы священный инструмент. Теперь я должен сам нанести на твой бубен рисунки. Разведи костер. Посмотрю, как кожу натянула.
Карху заторопилась. Я же внутренне забеспокоился. Только бубна мне и не хватало. У меня же в голове сразу каша начиналась. С первым ударом. А начнут бить в ритме, всё – потерянный человек.
– Карху, – после проверки дед держал инструмент перед собой и внимательно смотрел на внучку. – Запомнить ты должна истину. Мне ее духи поведали. Теперь, наряду с духами и сейдами[38]
, надо на бубнах рисовать христианские кресты, церкви, ангелов и демонов. А так же их Христа и Апостолов. Бубен тогда не просто языческим становится. Не смогут они свои знаки уничтожать. Поняла? Вера у них такая.– Поняла. А демонов с оленьими рогами рисовать или с козлиными?
– Не важно. Не о том спрашиваешь.
– А о чем надо?
– Важно, чтоб чужие символы всегда располагались ниже Саамских богов. Ты ведь когда в их церкви причащаешься то, что считаешь?
– Считаю до десяти. Чтоб не сплюнуть, – честно призналась наивная девушка, и я даже залюбовался ей в этот момент. Вот ведь Жанна Д’Арк. Против церкви говорит. И не боится анафемы.
– Карху!
– Дедуля, но ведь правда это!
– Тебя когда-нибудь спалят на костре. У них шаманов топят, а ведьм сжигают.
– Я огонь заплюю. Я могу!
– Да, да, – кивнул старик головой. Привык он слушать бред своей внучки. – Конечно. Заплюешь. Но пока до костра дело не дошло, ты должна понимать, что причащаешься не в крови Христовой, а в крови Саракки, богини Подземного мира, дочери Мадеракки.
– А с плотью как?
– Еще проще. Откусывая в церкви хлеб, считай, что это не «тело Христово», а плоть Лейб Олмая – покровителя животных и бога охоты.
– А ты раньше мне не мог это сказать?
Старик зажевал губы свои печально. Нахмурился и выдавил:
– Не все помню. Точнее помню, а потом раз и вспомнить не могу. Сейчас умираю. Наставления тебе даю.
– Понятно. Дедуля, а ты, когда умрешь, в большой камень превратишься?
Старик очнулся от дремоты, уставился на внучку.
– Ага. В огромный. В скалу, – с издевкой что ли ответил? У них же вера такая: камням поклоняются. Я вот диким так и останусь. Навсегда. Буду Роту забавлять, а здесь жить по другим правилам.
– Белочка, – сказал я, кивая на сосну. Зверек вернулся. Карху щелкнула пальцами. И к корням упала не шишка.
– Хороший бульон получится, – сказала, поднимаясь на ноги, девушка, – а тебе хвостик.
Я посмотрел на миску у ног и стал бороться со спазмами.
Глава 26