Город смерти

Акустика в зале была занятная. Такому звучному эху позавидовал бы любой собор. Каждое движение отзывалось отголосками. Звуки шагов по кафельному и стеклянному полу, смех, кашель, нашептываемые на ухо тайны, звуки скребущих по тарелкам ножей и вилок, звяканье стаканов, разнообразные кухонные шумы: все это пробегало по залу волнами и сливалось воедино, отражалось от стен, кружилось между людьми роем сердитых жуков. С непривычки это раздражало. Сначала тебе казалось, будто ты в зоопарке, в час кормежки, запертый вместе со зверями. Мысли путались: в уши лезли разговоры за десятым от тебя столиком; мирно хлебая суп, вдруг слышишь ключевую фразу анекдота, рассказанного пять минут назад; чокнешься с сотрапезником бокалами — и мелодичный звон не утихает несколько часов.

В «Шанкаре» невозможно было уединиться или поговорить по секрету. Все, кто там находился, служили Кардиналу. Бояться им было некого. Ежедневно успеваешь подслушать, как обговариваются операции, планируются убийства, решаются чьи-то судьбы. Это было самое безопасное место во всем городе, не считая «Парти-Централь». Прослушивание невозможно. Осведомителям вход заказан. Существовал неписаный закон: то, что услышано в «Шанкаре», за его пределами не обсуждается, а если столкнешься с делом, которое к тебе прямого отношения не имеет, молчи в тряпочку. Этот закон мы свято выполняли: его нарушение каралось смертью на месте.

Рядом с Соней сидел какой-то мужчина. Вид у него был престранный: закутан в какие-то просторные бурнусы и шарфы, на ногах сандалии, в длинные волосы вплетены цветные ленты, лицо покрыто татуировками, которые издали казались настоящими, но при ближайшем рассмотрении оказались просто гримом. Когда я подошел к столику, он вскочил и, прежде чем я успел открыть рот, указал на меня костлявым пальцем.

— Капак Райми? — спросил он, закатив глаза в притворной истерике. Я кивнул. — И-и-и-и! — взвизгнул он, театрально воздев руки. — Больно рано! — возопил он. — Больно рано! — И, сделав пируэт, без каких-либо других слов унесся в другой конец зала.

— А это еще что за хрен? — спросил я, озадаченно глядя ему вслед.

Видя мое изумление, Соня усмехнулась.

— В нужный момент он сам представится, — заметила она. — Не хочу портить эффект.

— Этот парень работает на Кардинала?

— Работал раньше, — пояснила она. — Между прочим, занимал довольно высокий пост, пока все не забросил, и теперь он никто. Кардинал велел его не трогать: так что он свободно входит и выходит, куда только пожелает. В этом городе много людей, которые предпочли бы видеть его мертвым. Форд Тассо, например, его не переваривает: кого-кого, а отступников Форд ненавидит больше всего на свете.

Впрочем, хватит об этом. Мне этот человек нравится, и вам, я думаю, тоже будет по вкусу, когда решит представиться: у него оригинальные мысли по поводу жизни, города и Кардинала. Спали хорошо?

— Не очень. Прикорнул на стуле, ожидая рассвета. — Я потер затекший затылок. — С тех пор как проснулся, чувствую себя курицей на плахе у мясника. А вы?

— Как обычно. Приняла таблетку и заснула сном младенца. Лучшая гарантия крепкого сна. Вы уже решили, чем будете завтракать, или доверитесь моему вкусу?

— Отдаюсь на вашу милость.

Она заказала поджаренный хлеб и кукурузные хлопья с диетическим маслом и снятым молоком.

— И все? — спросил я.

— Начни с простого — вот мое кредо.

Я намазал маслом хлеб, плеснул в хлопья молока и начал есть.

— Скажите… вы меня, пожалуйста, прервите, если я буду невежлив, но я все думаю о вчерашней ночи, о том, что вы говорили. Это правда?

— О проституции?

— Ага.

— Правда, — подтвердила она.

— Ой.

— Вы ее не одобряете? — улыбнулась она.

— Я всегда считал, что до этого опускаются, когда ничего другого не остается. А вы так говорили, словно речь идет о ступени в карьере, ничуть не отл…

— Это и есть ступень в карьере, — заявила она. — Большинство людей торгуют собой метафорически. Я делала это в материальном смысле. Ничего особенного в этом нет. Тело есть тело. Я никогда не вернусь к этому занятию, и я за него бы не взялась, если бы считала, что не смогу бросить, но я не стыжусь своей биографии. Я поступила так, как следовало.

— Но это наверняка сказывается на вашей личной жизни. Что думает об этом ваш друг? Вы ему сказали?

— Друга у меня нет, — ответила она. — Подруга не разрешает.

— Подруга… Значит, вы… — Я сконфуженно закашлялся.

— Да, — произнесла она, смеясь над моим румянцем. — Кстати, я ей сказала, и она восприняла это спокойно. И, если вам кое-что пришло в голову… не думайте, что я переключилась на женщин из-за того, что вытерпела от мужчин на работе.

— Я ни о чем таком и не думал.

— Спорим? — Она налила молока в хрустальный бокал, сделала глоток, вытерла губы атласной салфеткой. — Это Адриан, — сообщила она. — Ваш шофер.

— Кто?!. — воскликнул я, оборачиваясь. За моим плечом стоял молодой парень в иронически-почтительной позе, сжимая в руках бейсболку.

— Привет, сестренка, — вскричал он, пододвинув себе стул. Уселся, схватил ломтик хлеба. — Какие дела?

— Адриан, это Капак Райми. Ты ему будешь помогать.