Город, в котором...

Мать приехала и увезла Юру к себе. «Пусть дома побудет».

Ну, пусть побудет недолго.

Дома, в родном Юрином городке, отыскалась его старая подружка. С детства соседствовали. Теперь подружка гнала самогон, чем-то приторговывала, что-то приворовывала, вертела на одном месте семь дыр, жила весело и беспечно, и прибрала Юру к себе в компаньоны.

Она за рулем его машины, он рядом для душевного сотрудничества.

Ездили в таежные деревни, скупали там по дешевке кедровые орехи и везли в большой город на базар. Подружка бойко торговала, Юра помогал.

Не дождавшись, Полина поехала за ним — забрать.

Но обнаружилось, что забирать ей некого. Юры — прежнего — не было больше. Он встретил Полину как дорогую гостью, радостно представил ей свою подружку-компаньонку и очень веселился за столом (они втроем и мутная бутыль с наипервейшей под это дело закуской!), рассказывая, как они однажды позабыли всю выручку на прилавке магазина и уехали, а когда вернулись — конечно же не удалось доказать, что кошелек с деньгами вообще существовал. Юра хихикал, курил «Приму», зажимая сигарету разрезом клешни, и Полина могла поручиться, что ОН НЕ ПОМНИТ, КТО ОНА ЕМУ. Вообще не помнит, кто она, да и не затрудняется вспоминать. Приехала, лицо вроде знакомое — ну и ладно, какая разница, посидим, выпьем, поговорим…

Полина увидела, что он и себя вполне забыл — прежнего, давнишнего; и ему, видимо, казалось, что таким, как сейчас, он был от века. И бесполезно сейчас внушать ему, что был когда-то Юра-лыжник, Юра-студент, Юра-энергетик. Все это, возможно, и теплилось в его памяти, но лишь как забытый сон, — и, может быть, его сознание обладало большей правотой, чем сознание Полины. И она подивилась тому, сколь мудро природа руководит своими созданиями.

Юрина подружка хихикала ему в лад, было у них достигнуто полное согласие. Богатства им жалкий их промысел не добавлял, выручка если не терялась, то дружно и шумно пропивалась, и нищенствовать весело и беспечно было их счастьем. Наверное, они ссорились и дрались по пьянке, и эти отношения успешно заменяли им любовь, они мирились и дружно возобновляли усилия по наживанию богатства, с азартом затевали новое предприятие, опять терпели провал — а может быть, это действительно и была любовь. И шум их ссор достойно вплетается в могучий хор жизни, где слаженно, как волосок к волоску в косе, присоединяются к ним и другие голоса. И держать свою ноту в этом хоре — не есть ли это существо человека?

Наевшись, напившись, Юра с подружкой вразнобой заснули, забыв про Полину, а она тихонько оделась, вскинула на плечо свою сумку и пошагала к автобусной остановке. Было еще не поздно.

ИНКОГНИТО Повесть

Мимо дворовой хоккейной коробки пролегает кратчайший путь от автобусной остановки к универсаму — столбовая дорога микрорайонной цивилизации. Витька не упускает ее из виду.

— Ну скоро ты? — покрикивает. — В кино опоздаем!

Пинком, руки в карманах, проверяет на крепость доски ограждения хоккейной коробки. Ничего, крепкие доски.

На траве расстелена промасленная тряпка под гайки, Олег чинит мотоцикл.

— А мы что, собрались в кино? — это он не удивляется, это он восхищен: после разлуки в целый учебный год он еще не успел привыкнуть к Витьке, к его маске безалаберного шумного бездельника, которую тот выработал себе, похоже, на всю жизнь. Умный парень, безошибочная точка поведения: никто не обидится, никто не позавидует — центр безопасности.

— Любаша собиралась, — объяснил. — Ну, а куда Любаша, туда и я! — и сам же первый снабдил себя издевкой.

Вот-вот, высмеять его невозможно, он заранее высмеял себя сам — в ослабленной дозе, по принципу детской прививки. Неуязвим.

— О! Поздравляю! — Олег даже привстал на ноги, чтобы хлопнуть Витьку по плечу. Он заметил краем глаза: солнце в закате, лето в зените — но не стал этому радоваться, потому что в шестнадцать лет все это кажется врожденными свойствами жизни: закат солнца, зенит лета, зелень травы, здоровье тела и всесилие умных рук. — Любаша — это такая пухленькая, да? Что-то я за зиму подзабыл народ. Такая, все улыбается, застенчивая?

— Любаша — она Любаша и есть: пухленькая, мякенькая… — от одних этих слов получая удовольствие, Витька засмеялся. — А тебе почаще надо появляться. Мог бы и на зимние каникулы приехать.

— Зимой стимула нет — что мне тут без мотоцикла?

— Значит, надо завести стимул!

— Считаешь, пора?.. — рассеянно отозвался Олег: что-то у него там застопорилось с его свинчиванием-развинчиванием.

Шли по караванному торговому пути три девушки, говорили между собой: глядите, вон Витька в хоккейной коробке торчит.

И Витька их тоже заметил и, бросив Олегу не глядя: — Вон три стимула топают. Пардон, два: Любашу, чур, не трогать! — потрусил им наперерез: — Девушки, привет! Смотрите, кто приехал! Встань, дубина, поприветствуй девушек!