Город Ветров

Ипполита тем временем сосредоточенно связывала Другу ноги и руки, а у меня голова шла кругом.

— Вы можете остановиться? — схватила я за руки разъяренных женщин. — Что вы на него кричите?

— Как что? — возразила мне Гиневра. — Этот прохвост надел на себя чужую личину и думает, что ему все позволено?!

— Откуда ты знаешь Редфорда? — спросила я, совершенно обескураженная.

— Какого такого Редфорда? Я не знаю никакого Редфорда! — закричала она на меня. — Эта нечисть прикинулась рыцарем с голубыми глазами и льняными кудрями. Он сидел верхом на прекрасном коне и пел мне о любви, как самый лучший менестрель!

— Какой менестрель? Какие льняные волосы? Ты что, совсем ничего не видела? — возразила ей Далила. — Это же был воин, обнаженный по пояс с огромными мускулами и черными курчавыми волосами на груди. Ах, как он сказал мне басом: «Далила, пойдем, я хочу познать тебя…» А ты путалась между нами!

Спор готов был перейти в громкую перебранку. Далила уже примеривалась к косам Гиневры, а та, защищаясь, выставила вперед острые ногти.

Случайно глянув на дэва, я ахнула: он ухмылялся. Причем его серая безобразная физиономия выглядела такой довольной, что было ясно — он просто наслаждается тем эффектом, который произвел.

— Да вы посмотрите на него, — закричала я что есть силы и ткнула в него пальцем, — он же радуется, глядя на вас, куриц. Нашли из-за кого ругаться! Разве вам непонятно, что он предстал перед каждой из вас в наиболее сексуальном виде?

— В каком виде? — переспросили они. Вид ухмыляющегося черта разом остудил их гнев. Далила не удержалась и даже пнула его носком сапога.

— Ну, в самом притягательном для женщины, чтобы она его захотела.

— Господи, и я могла польститься на такое чудовище?! — воскликнула Гиневра.

— Ну и что, — буркнула Далила себе под нос. — Вон мы уже сколько дней тут бродим. Не железные ведь…

Ипполита в спор не вмешивалась. Она сидела на камне неподалеку от перевязанного дэва и о чем-то сосредоточенно размышляла.

— Слушай, Ипполита, — обратилась я к ней, — как тебе удалось распознать в нем чудовище? Мне Гурастун рассказывал, что его следует опасаться, а ты как смогла?

— Я и сама толком не знаю.

— А что ты увидела, когда он вылез из-за дерева? — спросила Гиневра.

— Как вам сказать, — сомневаясь, произнесла она. — Сначала оттуда на полном скаку выскочил прекрасный юноша на горячем коне. Он без седла сидел на крупе, на нем была надета только короткая туника, обнажающая бедра. На ногах сандалии. Лоб перехватывала тонкая лента, чтобы кудри не мешали при скачке. Он выглядел, как юный бог, так он был хорош, и я вся зажглась от желания.

— Странно, — протянула Далила, — а мне он явился на колеснице, запряженной парой скакунов.

— Что было потом? Он сказал тебе что-нибудь?

— Он скакал с быстротой ветра, и я ждала его с нетерпением. Но по мере приближения его облик изменился, и с коня спрыгнула девушка, а не юноша. Она тоже была прекрасна, как Артемида, сестра Аполлона. Ведь они близнецы. Я не верила своим глазам. Как я могла ошибиться?! Но самое главное заключалось в том, что я желала ее не меньше, чем того юношу…

Далила ахнула и сделала движение, отгоняющее от себя нечистую силу. Гиневра перекрестилась.

— И тогда я, превозмогая себя, подошла к ней и схватила ее за горло. Я была зла на себя, на нее, на весь мир! Что это было, Марина? — обратилась она ко мне.

— Ничего особенного. Видимо этот дэв регенерирует волны, идущие из мозга, и трансформирует их в фантомные изображения, вызывающие либидо…

— Ты можешь по-человечески говорить? — прервала меня Далила.

Интересно, когда я перестану забывать, что мои спутницы из другого времени?

— Ты о чем думала, когда увидела этого красавца? — вместа ответа сказала я.

— О Самсоне, — вздохнула филистимлянка, — о нем мечтала.

— Вот он и прочитал то, о чем ты мечтала, и решил таким образом заманить тебя в ловушку. Мы все думали об одном и том же.

— А я — о Ланселоте.

— Тогда как объяснить, что мне привиделись двое? — спросила Ипполита.

— Просто ты — бисексуалка. То есть, — я сделала кивок в сторону Далилы, готовой снова наброситься на меня, — ты получаешь удовольствие и от мужчин, и от женщин.

— Нет, никогда! — гордая амазонка вскочила с камня и бросила на меня негодующий взгляд. — Мужчины годяться лишь на то, чтобы раз в три года нас оплодотворять, а женщины — подруги и соратницы. В моем сердце нет места для любви. Это слабость, которая мне не присуща…

— Присуща, присуща, — успокоила я ее, — не волнуйся, ничего в этом зазорного нет. Весь твой образ жизни среди амазонок подталкивает тебя на лесбийские отношения. Ну и что? Делай, что тебе нравится, если это не мешает другим.

— Да я не об этом! — рассердилась она. — Почему я мужика захотела?! Ведь давала же себе слово — после предателя Тесея — никого! И вот на тебе!

— А я думала, ты из-за девушки сердишься, — удивленно сказала Гиневра, и они с Далилой засмеялись.

Вот и веди среди таких темных женщин разъяснения по поводу отношения полов…

Тем временем дев заворочался и принялся скрести землю. Ипполита повернулась к нему.