Город Воров

— Например, она заменяла имена цифрами. Сначала по контексту я догадалась, что тридцать один — это она сама, а четыре — ее муж. Легко догадаться, что для обозначения ей служили порядковые номера букв алфавита. «Э» — тридцать первая буква, «Г» — четвертая. Простейший код. А вообще, она сокращала слова, большей частью выбрасывая гласные. Я уже начала читать, но дело двигается чертовски медленно.

Эйнсли понимал, что настала пора принять какое-то решение. Стоит ли дальше загружать Руби этой неблагодарной работой, которая продлится еще неизвестно сколько и скорее всего не принесет никаких результатов? Других дел невпроворот. Подумав, он спросил:

— Но хоть что-то ты уже сумела раскопать? Что-нибудь важное?

Руби помедлила и сказала:

— Ладно, хотела сначала собрать побольше материала, но… — в ее голосе появилась жесткость. — Как вам понравится, скажем вот это. Из тех дневников, которые я успела прочитать, следует, что наш покойный досточтимый городской комиссар Густав Эрнст смертным боем бил свою жену. Он избивал ее практически с первых дней супружеской жизни. По меньшей мере однажды она попала из-за этого в больницу. Она никому не рассказывала, потому что боялась его и стыдилась. Она была уверена, что ей все равно никто не поверит, как внушал ей мерзавец-муженек. Все, что ей оставалось, это изливать боль и унижение своим полудетским шифром в этих жалких тетрадках. Это все изложено здесь!

Лицо Руби вдруг вспыхнуло.

— Дьявол! Меня тошнит от этого дерьма! — Она порывисто схватила тетрадь со стола и швырнула в стену.

Эйнсли дал ей передышку, нарочито медленно подняв тетрадку с пола.

— По всей вероятности, она была права, — сказал он затем. — Ей действительно не поверили бы. Особенно в те годы, когда говорить о домашнем насилии вообще было не принято. Люди просто не хотели ничего об этом знать. А ты сама веришь, что она писала правду?

— Уверена на все сто. — К Руби уже вернулось душевное равновесие. — Она описывала подробности, каких не выдумаешь. Все слишком достоверно. Да почитайте сами.

— Обязательно почитаю, но позже. — Эйнсли знал, что на мнение Руби можно полагаться.

Она снова бросила взгляд на тетрадь и сказала задумчиво:

— Мне кажется, миссис Эрнст знала, даже рассчитывала, что ее дневники однажды кто-то сумеет прочитать.

— Она писала что-нибудь про… — Эйнсли осекся; вопрос показался ему излишним. Если ответ был положительным, то Руби упомянула бы об этом.

— Вы хотели спросить о Синтии, так ведь?

Он молча кивнул.

— Меня это тоже интересует, но пока о ней не было ни слова. Записи, которые я прочитала, сделаны в начале супружества. Синтия еще не родилась. Но я уверена, что далее она будет фигурировать и, как легко догадаться, под номером девятнадцать.

Их взгляды встретились.

— Продолжай, — сказал Эйнсли потом, — сколько бы времени это ни заняло. Звони мне, как только обнаружишь еще что-нибудь примечательное.

Он старался стряхнуть с себя гнетущие предчувствия, но это ему никак не удавалось…

…Прошли еще почти две недели, когда он в следующий раз услышал голос Руби Боуи.

— Не могли бы вы прийти ко мне? — попросила она по телефону. — Мне нужно вам кое-что показать.

— То, что мне удалось найти, многое меняет, — сказала Руби, — но только я не поняла еще, как именно.

Они снова были в крошечной комнатке без окон, совершенно заваленной бумагами. Руби сидела за своим узким рабочим столом.

— Рассказывай, не томи, — потребовал Эйнсли, которому пришлось ждать слишком долго.

— Синтия, появилась-таки в числе персонажей. Уже через неделю после ее рождения миссис Эрнст застала мужа за странной игрой с младенцем. Сексуальной игрой. Посмотрите, что она записала в дневнике. Она подала тетрадь Эйнсли, и вот что он увидел:

«Сгдн вдл, как 4 щпат 19. Это сксльн дмгтств. Снчл он рзврнл плнку и длг пллся на глнькг рбнк. Он не знл, чт я ее ежу, нклнлс и свршл нвбрзм…»

— Нет, лучше прочитай мне сама, — сказал он, пробежав глазами начало записи. — Я улавливаю общую идею, но у тебя получится быстрее.

Руби прочитала вслух: