«Сегодня видела, как Густав щупает Синтию. Это сексуальные домогательства. Сначала он развернул пеленку и долго пялился на голенького ребенка. Он не знал, что я все вижу, наклонился и совершил невообразимое. Мне стало противно и страшно за Синтию. Каким-то будет ее детство при отце-извращенце? Говорила с ним потом. Сказала, мне все равно, что он творит со мной, но чтобы не смел больше так прикасаться к Синтии. Пригрозила, что если еще увижу, позвоню защитникам прав детей и он сядет. Похоже, ему нисколько не стыдно, но он пообещал не делать этого больше. Не знаю, можно ли ему верить. Он такой развратник. Как мне защитить Синтию? И этого тоже не знаю».
Не дожидаясь какой-либо реакции от Эйнсли, Руби затем сказала:
— Записи на эту тему встречаются постоянно в дневниках миссис Эрнст в течение двух лет. Ее угроза так пустой и осталась, она ничего не предприняла. А полтора года спустя она писала вот о чем.
Она взяла со стола другую тетрадь и указала ему абзац.
Он жестом попросил прочитать его вслух. Она прочитала:
«Сколько я ни предупреждала Густава, это все равно продолжается. Иногда он делает Синтии так больно, что она вскрикивает в голос. Стоит же мне завести с ним разговор об этом, он говорит: «Ничего страшного. Просто небольшое проявление отцовской любви». Я ему говорю:
«Нет, это страшно. Это ненормально. Ей это не нравится. Она ненавидит тебя. Она тебя боится». Теперь Синтия всякий раз плачет, стоит Густаву подойти к ней. А если он протягивает к ней руку, она вскрикивает, вся сжимается и прячет лицо в ладонях. Я продолжаю грозиться, что пожалуюсь в полицию или нашему семейному доктору В. Густав лишь смеется, знает, что я никогда не решусь на это — такого позора я не вынесу. Как мне потом смотреть людям в глаза? Нет, я не смогу и заговорить с кем-то на эту тему. Даже ради спасения Синтии. Придется жить с этим тяжким бременем. И Синтию ждет та же участь».
— Вы шокированы? — спросила Руби, закончив чтение.
— Отработаешь девять лет в отделе убийств, тебя уже ничто не шокирует. Но я с тревогой жду продолжения. Это ведь еще не все?
— Далеко не все. Она очень много писала на эту тему, нам никакого времени не хватит. Поэтому я перейду сразу к другому сюжету, — она заглянула в свои записи. — Теперь о жестокости. Густав стал бить Синтию с трехлетнего возраста. Как написано в дневнике: «он раздавал ей пощечины и затрещины по малейшему поводу или вовсе без повода». Он ненавидел ее плач и однажды «в наказание» сунул ножками в почти что крутой кипяток. Миссис Эрнст пришлось отвезти дочь в больницу, объяснив ожоги несчастным случаем. Как она отметила в записях, врач ей не поверил, но никаких последствий это не имело.
Когда Синтии было восемь, Густав впервые изнасиловал ее. После этого Синтия стала шарахаться от всякого, кто пытался прикоснуться к ней, включая даже мать. Ее страшила сама мысль о постороннем прикосновении. — Голос Руби дрогнул. Она сделала глоток воды из стакана и указала на кипу тетрадей. — Это все описано в них.
— Хочешь, сделаем перерыв? — спросил Эйнсли.
— Да, было бы неплохо, — Руби пошла к двери, пробормотав на ходу: — Я скоро…