– Клейборн. Я о вас часто думал. Вы остались на Марсе.
Клейборн кивнул.
– Я прочел вашу книгу, доктор. Первоклассный труд, очень нужный. Я много раз сам собирался сесть и написать такую книгу, но все некогда. И очень хорошо, что не собрался. Вы справились с задачей гораздо лучше. Особенно хорош раздел о мозге.
– Марсианский мозг всегда меня занимал, – сказал
Вебстер. – Есть некоторые специфические особенности.
Боюсь, я тогда уделял ему больше времени, чем имел на это право. Нас ведь не за тем посылали.
– Вы поступили правильно, – ответил Клейборн. – Я
потому и обратился к вам теперь. У меня тут есть пациент –
операция на мозге. Только вы можете справиться.
– Вы доставите его сюда? – У Вебстера перехватило дыхание, задрожали руки.
Клейборн покачал головой.
– Его нельзя перевозить. Да вы его, наверно, знаете, это философ Джуэйн.
– Джуэйн? Он один из моих лучших друзей. Мы же с ним разговаривали два дня назад.
– Внезапный приступ, – сказал Клейборн. – Он хотел вас видеть.
Вебстер онемел, скованный холодом – непостижимым холодом, от которого лоб его покрылся испариной, пальцы сжались в кулак.
– Вы можете успеть, если отправитесь немедленно, –
продолжал Клейборн. – Я уже договорился с Всемирным комитетом, чтобы вам тотчас предоставили корабль. Сейчас все решает быстрота.
– Но… – заговорил Вебстер. – Но… я не могу прилететь…
– Не можете прилететь?!
– Это не в моих силах, – сказал Вебстер. – И вообще,
почему непременно я? Вы прекрасно…
– Нет, я не справлюсь, – перебил его Клейборн. –
Только вы, только у вас есть необходимые знания. Жизнь
Джуэйна в ваших руках. Если вы прилетите, он будет жить.
Не прилетите – умрет.
– Я не могу отправиться в космос.
– Космические полеты всем доступны, – отрезал
Клейборн. – Это не то, что прежде. Вас подготовят, создадут любые условия.
– Вы не понимаете, – взмолился Вебстер. – Вы…
– Не понимаю, – подтвердил Клейборн. – Мне совершенно непонятно, чтобы человек мог отказаться спасти другу жизнь…
Они долго смотрели в упор друг на друга, не произнося ни слова.
– Я передам в комитет, чтобы ракету подали прямо к вашему дому, – сказал наконец Клейборн. – Надеюсь, к тому времени вы решитесь.
Клейборн пропал, и стена вернулась на свое место.
Стена и книги, камин и картины, милая сердцу мебель, дыхание весны из открытого окна.
Вебстер сидел неподвижно в кресле, глядя на стену перед собой.
Джуэйн… Мохнатое лицо в морщинах, свистящий шепот. Дружелюбный, проницательный Джуэйн. Познавший вещество, из которого сотканы грезы, и вылепивший из него логику, нормы жизни и поведения. Джуэйн, для которого философия – прикладная наука, орудие, средство усовершенствовать жизнь.
Вебстер спрятал лицо в руках, борясь с нахлынувшим на него отчаянием.
Клейборн не понял его. Да и откуда ему понять, ведь он не знает, в чем дело. А хотя бы и знал… Разве он, Вебстер, сумел бы понять другого человека, не испытай он сам неодолимый ужас при мысли о том, чтобы покинуть родной очаг, родной край, свои владения – эту кумирню, которую он себе воздвиг? Впрочем, не он один, ее воздвигали все
Вебстеры. Начиная с первого Джона Дж… Мужчины и женщины, созидавшие привычный уклад, священную традицию.
В молодости он, Джером А. Вебстер, летал на Марс и не подозревал о гнездящейся в его жилах психологической отраве. Как улетел Томас несколько месяцев назад. Но тридцать лет безмятежного бытия в логове, которое стало
Вебстерам родным домом, привели к тому, что эта отрава постигла пагубной концентрации незаметно для него. Да у него просто не было случая заметить ее.
Теперь-то ясно, как это вышло, абсолютно ясно. Привычка и умственный стереотип, понятие о счастье, обусловленное определенными вещами, которые сами по себе не обладают вещественной ценностью, но твой род – пять поколений Вебстеров – сообщил им вполне конкретную, определенную ценность.
Неудивительно, что в других местах тебе неуютно, неудивительно, что тебя оторопь берет при одной мысли о чужих горизонтах.
И ничего тут не поделаешь. Разве что кто-нибудь срубит все деревья до одного, спалит дом и изменит течение рек и ручьев. Да и то еще неизвестно…
Телевизор зажужжал, Вебстер поднял голову и нажал рукой рычажок.
Кабинет озарился белым сиянием, но изображения не было. Чей-то голос сказал:
– Секретный вызов. Секретный вызов.
Вебстер отодвинул филенку в аппарате, покрутил два диска и услышал гудение тока в экранизирующем устройстве.
– Есть секретность, – сказал он.
Белое сияние погасло, и по ту сторону стола возник человек, которого он видел не раз в телевизионных выпусках известий, на страницах газеты.
Гендерсон, председатель Всемирного комитета.
– Ко мне обратился Клейборн. – начал Гендерсон.
Вебстер молча кивнул.
– Он говорит, вы наотрез отказываетесь лететь на Марс.
– Ничего подобного, – возразил Вебстер. – Мы не договорили, когда он отключился. Я сказал ему, что не в силах лететь, но он стоял на своем, не хотел меня понять.
– Вебстер, вы должны лететь, – сказал Гендерсон. –