Город вторых душ

Это была линованная страница, неровно вырванная из школьной тетрадки. Огромные каракули, слишком неряшливые для девятилетнего ребенка, – Влад называл это «расстройство моторики» – складывались в слова:

Мама это для тебя

С. не вин-т

пусь найдет куд-ку

Внизу распласталось сердце, пронзенное жирной стрелой.

Он простоял, наверное, прилично: за спиной хлопнула дверь. Кто-то вышел, звякнула связка ключей, щелкнул замок. Тишина подъезда взорвалась писклявым лаем – только тогда Север и нажал кнопку вызова лифта. Вспомнил, что должен идти. Вместе с ним в кабину вошла вездесущая соседка Руденко, уже с собакой. Собака была в точности как та, что у Нонны Карленовны – померанский шпиц. Разве что не такая бодрая.

– Как его зовут?

– Её. Каллиопа, прости господи. Клепка. – И поджала губы, будто недовольная его интересом. Впрочем, молчания в ней хватило этажа на два, не больше: – Не моя она. Олечкина.

Подождала чего-то – а́хов ли, о́хов, но Север нынче был далеко от прозорливости. Пришлось самой – с оглядкой и пришептыванием, словно кроме них и Каллиопы стоял здесь кто-то еще:

– Ну Олина же! Дурная собака – все грызет, ямы роет, по ночам вой…

Не зная, как еще выразить сожаление, Север наклонился и почесал печальную Клепку за ухом. И сказал быстрее, чем успел подумать:

– А отдайте ее мне.

Поводок шустро переместился в его ладонь. Лифт дернулся, останавливаясь.

– Забирай, – махнула соседка. – У меня и так морская свинка, да еще дети бездомного кота подобрали. Скажу, сбежала. Только обратно не притаскивай, лучше продай.

– Не продам, – сказал Север, не веря своему счастью, однако все оказалось взаправду – и собака, которую он тут же подхватил на руки, и закрывшиеся двери лифта, и снова собака – вот же она, вот! – Спасибо…

Асфальт перед домом ярко блестел от луж, оставленных поливальной машиной. Из них жадно пили голуби. Вода испарялась на глазах, становилось еще более душно.

– Клепка, – распробовал он и повторил: – Клепка!

Собака завертелась, давая понять, что пора бы отпустить ее на свободу. К остановке шли вместе – Север выбрал более долгий, но тенистый маршрут. Грызет, значит, и воет… Он был готов позволить ей все на свете. Осталось убедить в этом Вику.

«Мама, это для тебя».

Он тряхнул головой, прогоняя из нее звук детского голоса. Нужно будет что-то купить. Корм, миски собачьи, может, игрушки… Но сначала – посоветоваться с Викой. Хоть в чем-то посоветоваться с Викой.

Он опасался того, как Клепка перенесет поездку в маршрутке, но та смирно сидела у его ног, собирая умильные взгляды пассажиров, и Севера грело такое внимание. И еще ему казалось – он сделал что-то правильное для Оли. На своем небольшом, незначительном уровне – ничего иного он сделать бы и не смог. Но она наверняка любила Клепку, а теперь он тоже будет любить Клепку. Возможно, даже добьется взаимности.

– Только, пожалуйста, не лай, – шепотом попросил он, прежде чем открыть дверь своей квартиры. Вика, должно быть, спала после ночной смены в баре и вряд ли обрадуется…

Разумеется, Клепка залаяла.

– Вик.

Она стояла, прислонившись к дверному косяку, в пижамных штанах и майке, снова плохо смыла блестки, и они все еще виднелись на ее лице и плечах. Очки вместо линз, руки и ноги бледные – солнца почти не видит, бедная девочка, бедная его девочка, – и улыбалась, глядя на то, как это чудовище, ставшее вдруг невероятно громким, пыталось допрыгнуть до ее лица, чтобы облизать. Вика, конечно, не была бы Викой, если б не припомнила: собака – это дорого, прямо сейчас нужно отвезти Клепку к ветеринару – сделать прививки, а затем ехать в зоомагазин. Боже, у нас ведь никогда не было домашних животных, и вообще – ее ведь будут искать? Где ты ее взял-то? Север, где? Ах, этой девочки… Ладно, хорошо, что хотя бы с Северьяном все обошлось. С окном этим, да… Повезло, на этот раз повезло. Пусть все закончится.

Она отдала ему свою пластиковую карту, заверила, что будет на связи, телефон на тумбочке возле кровати, и вернулась в постель – винить ее в этом было сложно. Север потихоньку перенес ноутбук на кухню, чтобы за чашкой кофе прикинуть масштаб грядущих трат и, прежде чем погрузиться в приятные хлопоты, разделался с неприятными – сунул предсмертную записку Оли в складки рясы, которая как всегда лежала сложенной и отглаженной здесь же, на стуле, откуда ее возьмет потом Северьян.

Пусть перечитает. В руках пусть подержит. Одно дело – видеть чужими глазами, помнить чужой памятью, быть крепким чужим умом, и другое – так. Пусть перечитает.

Без записки в заднем кармане стало легче. Устраиваясь за компьютером с чашкой кофе, – собака в это время обнюхивала все углы своего нового дома – Север был почти счастлив.