Он поднялся, отбросил резким движением головы свои длинные волосы, и пламя свечи погасло.
Когда мамзель принесла из сеней сосновую лучину и воткнула ее в металлическое кольцо в стене, друга рядом с Робертом уже не было. Его душу сдавила тяжкая, безнадежная тоска. Дым разъедал глаза до слез. Щемящее сознание неизбежного и непреложного долго не отпускало его. Только мысль об Анне, которой не было среди уходящих, теперь уже ушедших, давала утешение, давала надежду на будущее. Значит, было вынесено решение, означавшее для нее продление срока!
Леонхард шепотом осведомился у мамзель, не найдется ли у нее чего-нибудь теплого для архивариуса, что бы он мог надеть в предстоящий путь. Она ничего не могла предложить и только посоветовала обратиться к стражникам у ворот, которые, может быть, одолжили бы на время овчинный тулуп.
— Возможно, кто-то согласится за двойную порцию вина, — пояснила она.
Она слила остатки в одну кружку.
Скоро Леонхард вернулся с тулупом в руке. Он предложил Роберту надеть его. Архивариус посмотрел недоверчиво и замотал головой. Он хотел поскорее вернуться в Архив, где надеялся увидеть Анну. Но тут же сообразил, что таково, видимо, было желание Префектуры, чтобы он после прощального ужина с друзьями ознакомился еще и с дальними полями в северо-западном направлении от города, дошел бы, как пояснил Леонхард, до границы возможного.
19
Каменистый ландшафт лежал в сумеречном свете. Не было ни дня, ни ночи. Вокруг была одна только мутная белесая мгла. В воздухе плавали редкие рваные клочья тумана. Леонхард, которому было запрещено сопровождать архивариуса на этом пути, прошел вместе с ним только еще шагов двадцать по скалистому плато, вдоль края ущелья, дальше Роберт должен был идти один. По другую сторону ущелья, обрывистые склоны которого уходили в неразличимую глубь, тянулись гребни гор. Леонхард крикнул вдогонку, что по той стороне проходит тропа демонов, по которой движется вереница путников из города. Налетевший порыв ветра проглотил слова, и Роберт только махнул рукой ему в ответ. Он поднял ворот овчинного тулупа и зашагал дальше. Леонхард вернулся в хижину, где в углу зала приготовил себе ложе на ночь.
Роберт шел опустив голову. Никаких отпечатков следов не видно было на каменных, гладко отполированных плитах, местами поднимавшихся или опускавшихся крутыми уступами, местами громоздившихся в виде бесформенных мощных напластований, которые он или обходил, или преодолевал. Чтобы не сбиться с направления, он держался ближе к зубчатой кромке обрыва. Тяжелый и липкий туман стлался над ущельем, закрывая серой пеленой крутые каменистые склоны. Из глубины его доносились глухие звуки бурлящего потока. Справа вид на плоскогорье часто загораживали цепи холмов с округлыми вершинами. Нигде не было видно признаков жизни, никакой растительности, даже мха. Ему казалось, что он идет по каменистой поверхности карстового ландшафта, среди потухших кратеров. Долгий, короткий предстоял ему путь? Куда вела эта дорога? Безбрежная пустынная местность, однако, не была ему совершенно чужой. Одиночество жизни, которое он столь часто испытывал, ощущал он и теперь, когда ощеривалось голое пустое пространство, когда крылья печали демонов касались его и ранили душу и первобытный страх пробуждался, сковывая волю.
Он взобрался на валун, стоял и всматривался в бесцветный мир. Он заметил на горной тропе по ту сторону ущелья колышущиеся тени, которые то всплывали, то ныряли вниз. Они то подскакивали, как канатоходцы, то останавливались, наклоняясь вбок, как будто теряли равновесие, изгибались и кружились, упираясь, словно не хотели двигаться дальше, а потом вдруг скользили вперед на коленях, увлекаемые невидимой силой. Многие судорожно шарили вокруг себя в воздухе, как будто пытались за что-то ухватиться, другие обхватывали голову руками, чтобы ничего не видеть, и скользили, как сомнамбулы. Но вот вереница исчезла из виду, поглощенная туманом.
Временами ему чудились какие-то голоса, в которых слышалось то ликование, то жалобный вой; они напоминали нарастающие звуки песнопения, хотя это могли быть завывания ветра. Но откуда приносил ветер это урчание, клокотание, шипение, походившие на голоса орг #225;на, если не от передвигавшихся по тропе духов?
Роберт плотнее закутался в тулуп.
Каменистое поле поднималось в гору. Архивариус уже с трудом передвигал ноги, которые одеревенели и были как чужие; он чувствовал слабость во всем теле и душевную вялость, странное безразличие к действительности, ощущал себя потерянным, утратившим нить, связующую с прошлым. Он был пленником однообразного мертвого ландшафта, частью мировой пустыни. Ноги не слушались его, он добрел, пошатываясь, до каменной глыбы и бессильно привалился к ней. Свет струился серебряными потоками, стеклянные полосы тянулись мимо него. Он закрыл глаза.