— Но вы должны войти в мое положение, — пробормотал старик дрожащим голосом. Казалось, что он готов был упасть им в ноги. — Я хорошо чувствую себя здесь, Роберт, ведь это и тебе выгодно, мой мальчик, если иск в местной инстанции долго разбирается и затягивается. Ты ещр не так хорошо освоился здесь. Смеркается…
Он умолк.
— Тебе нечего беспокоиться о нас, — сухо возразил Роберт.
Анна кивнула в знак согласия.
— Я человек самостоятельный и обеспеченный, — прибавил он, не замечая банальности в стиле объявлений о бракосочетании.
Он раздвинул шторы и распахнул створку окна. Воздух, хотя и теплый еще, был не так душен и сперт, как в комнате. На небе краснела полоса заката.
Отец заторопился уходить, чтобы успеть засветло добраться до подземного города. Анна проводила его до входной двери.
— Мне жаль, — сказала она, — что ваша роль окончена. Но я должна думать о своей.
Старик засеменил прочь.
Увидев на столе оставленные отцом бумаги, Роберт, не заглядывая в них, взял их себе, чтобы передать в Архив. Он подумал, что тем самым хотя бы что-то наконец сделал в этот день во исполнение своих служебных обязанностей. Снизу его позвала Анна. В передней перед окном трепетал на ветке черный платок. Вошел со двора отец Анны, который закрыл ставни на окнах в нижнем этаже. Его спрашивали, кивнул старик на Роберта, какой-то солдат хотел видеть господина доктора Линдхофа.
Роберт, изумленный, остановился. Старик рассказал, что солдату, молодому человеку в кепи, якобы сообщили в ведомстве, где служит Роберт, что господин доктор Линдхоф здесь и задержится до вечера. Однако отец Анны отослал солдата, потому что наверху шел разговор, которому он не хотел мешать. Роберт нахмурился; неприятно задело не столько самоуправство старика, сколько то, что знали о том, что он посещал Анну в доме ее родителей. Хорошо, что хоть в разговоре не упоминалось слово Архив, а шла речь о некоем ведомстве.
Мать пригласила Роберта отужинать вместе с ними, мол, все уже приготовлено. Анна молча смотрела на него. Оба старика так сердечно упрашивали, что он не в силах был им отказать. Ели в кухне за деревянным столом, выскобленным добела. Роберт, все еще терзаемый досадой, мало говорил, но несколько раз подкладывал себе вареного картофеля с овощами. После ужина каждый вымыл за собой посуду в раковине, которая стояла в углу рядом с плитой.
— А теперь я пойду к моему бочонку, — сказал краснощекий, как гном, старичок.
Он уговорил Роберта спуститься вместе с ним в подвальчик. Это было узкое каменное помещение, половину которого, сколько позволял разглядеть свет переносной лампы, занимал лежавший на полу бочонок.
— Похлопайте, господин инспектор, — предложил старичок и сам постучал костяшками пальцев по округлому боку. — Слышите? Доверху наполнен. — Он придвинул скамеечку и стал возиться со шпунтом. — Знаете, — сказал он, — вообще я никогда этого не делаю. Но глоток на прощание за меня и глоток при встрече за Анну, пожалуй, можно. — Он старательно наполнил две глиняные кружки.
Роберт собрался уходить.
— Ты не останешься? — спросила Анна. — А я думала, что этот вечер будет наш.
— Не сегодня, Анна, — сказал он, — ты ведь тоже, наверное, утомилась.
— Ах, нет, — возразила она и тряхнула головой, — только грустно, Роб.
— Мы скоро увидимся, — ласково сказал он. — Я ведь здесь надолго, но сперва мне надо осмотреться.
— Здесь никогда не знаешь, — испуганно сказала она, — что случится с нашим братом.
— У меня уже есть планы относительно нашего будущего.
— Не лучше ли было бы сразу отправить старика, чтобы сберечь эти часы для себя?
— Не надо так думать, — возразил он, — и ты ведь должна была когда-нибудь сбросить этот груз прошлого. Мы слишком долго шли друг к другу, Анна, чтобы придавать значение первому же часу.
— Ты тоже ждал меня, Роб?
— Я только теперь узнал, Анна, как ты любила меня.
Они не спеша прошли по усыпанной гравием дорожке к вдовой калитке и стояли в лунном свете перед открытой дверцей, медля с расставанием.
— Какое-то время, — тихо сказала она, растерянно поглаживая рукой свою юбку, — я даже забыла уже, как ты выглядишь.
— А теперь снова знаешь, — сказал он вполголоса.
— Да, — прошептала Анна и опустила лицо.
Он притянул ее голову к своему плечу и нежно гладил.
— У тебя волосы пахнут какой-то крепкой эссенцией.
— Не так, как обычно? — озабоченно спросила она.
— Это, может быть, ночные запахи из сада, — предположил он.
— Я боюсь за тебя, Роб. Ты никогда не обманешь меня?
Он увидел, что она дрожит.
— Дурашка! — пошутил он.
— Да, я совсем потеряла голову, — сказала она. — Из-за тебя.
Он поцеловал ее.
— И никогда не оставишь меня, Роб?
— Никогда не обману и не оставлю, — заверил он. — Классическая формула всех влюбленных!
— Поклянись!
— Клянусь, — весело сказал Роберт, — что я весь твой, душой и телом и всем, что у меня есть. Теперь еще тебе остается сказать: "Возлюбленный мой!" — а мне: "Навеки", и тогда все было бы как в романе.
— Тогда это как в жизни, — сказала она и засмеялась вместе с ним.