Город зеркал. Том 1

А затем я услышал у себя за спиной звук, который меня встревожил – низкий животный рык, будто у собаки, которая собирается напасть. Я резко развернулся, едва не упав, сорвал с глаз повязку и увидел перед собой вставшего на задние лапы медведя. Он обхватил меня и бросил на пол, а потом рухнул на меня, вышибив у меня дыхание. В темноте я видел лишь огромный темный силуэт и сверкающие зубы у моего горла. Я заорал, полностью уверенный в том, что сейчас погибну – розыгрыш, безвредный по своему замыслу, пошел совершенно не так, как было задумано, – и вдруг понял, что медведь, вместо того чтобы перегрызть мне глотку, начал двигаться вверх-вниз, будто трахал меня.

Зажегся свет. Это оказался Элкотт в костюме медведя. Вокруг стояли все члены клуба, в том числе и Джонас. Они взорвались смехом, а затем раздался хлопок открываемого шампанского. Меня приняли.

Членский взнос составлял сто десять долларов в месяц – больше, чем я мог потратить на это, но я бы уже не смог обойтись без этого. Я подписался на дополнительные часы работы в библиотеке и вскоре понял, что с легкостью могу компенсировать эту разницу. День благодарения я провел дома у Джонаса в Беверли, а вот Рождество сулило проблемы. Я ничего не рассказывал ему о своей семейной ситуации и не хотел становиться предметом его жалости. Целый семестр вечеринок плохо сказался на моей учебе. Я совершенно не понимал, что делать, пока мне не пришло в голову позвонить миссис Чодоровой, той женщине, у которой я летом комнату снимал. Она согласилась снова взять меня к себе, даже предложила сделать это бесплатно – будет здорово, сказала она, если на праздники рядом кто-то молодой будет. На Рождество она пригласила меня к себе в комнату, и мы провели день вместе, пекли печенье к ее визиту в церковь и смотрели по телевизору новогоднюю программу. Она мне даже подарок купила, кожаные перчатки. Я думал, что уже обрел иммунитет к праздничным сантиментам, но тут был настолько тронут, что у меня даже слезы на глазах выступили.

Лишь в феврале я решился позвонить Стефани. Я чувствовал себя виноватым за то, что произошло, и хотел извиниться как можно скорее, но чем дольше я ждал, тем труднее мне было решиться на это. Я был готов к тому, что она просто повесит трубку, услышав мой голос, но этого не случилось. Похоже, что она была искренне рада услышать меня. Я спросил, не против ли она встретиться за чашкой кофе, и мы вдруг поняли, что нравимся друг другу даже в трезвом виде. Мы поцеловались под навесом кафе, когда шел снег, совершенно иначе, чем в первый раз, застенчиво, почти что вежливо, а потом я посадил ее в такси до Бэк Бей. Когда я вернулся в свою комнату, телефон уже звонил.

Таковы были условия, которые определили следующие два года моей жизни. Вселенная каким-то образом простила мне мои проступки, тщеславные амбиции и эгоистичную жестокость. Мне следовало бы радоваться, и бóльшую часть времени я радовался. Вчетвером – Лиз и Джонас, Стефани и я – мы стали квартетом. Вечеринки, походы в кино, лыжные походы в Вермонте по выходным, сладостные загулы с выпивкой на Кейп-Коде, где у родителей Лиз был домик, пустующий в несезон, к нашей радости. В будни я со Стефани не виделся, как и Джонас не виделся с Лиз, чья жизнь, похоже, не особенно пересекалась с его жизнью за пределами выходных. Всё шло в своем ритме. С понедельника по пятницу я работал до упаду, а с вечера пятницы начиналось веселье.

Мои оценки снова стали превосходны, и профессора это заметили. Мне стали рекомендовать задуматься, где я стану писать дипломную работу. На первом месте у меня был Гарвард, но были и другие соображения. Мой куратор убеждал меня делать диплом в Колумбийском университете, заведующий кафедрой – в Университете Райса, где он сам получил ученую степень и где у него остались связи. Я ощущал себя скаковой лошадью, выставленной на аукцион, но меня это не волновало. Я стоял у турникета. Скоро зазвонит колокол, и я ринусь в безумную гонку по своей дорожке.

А затем покончил с собой Лучесси.