– Я бы так не сказал. Мне вовсе не все равно, мисс Трипп. Но я не склонен решать сгоряча. Возьмем, к примеру, эти имена на камне. Кем они были? Все, что я могу вам сказать, это то, что это были люди, они жили и умерли, очень давно, и что кто-то ценил их очень высоко, достаточно, чтобы поставить им памятник. Это то, о чем говорят нам
Поначалу у нее был сконфуженный вид; плохой из него собеседник. Но она снова принялась рыться в блокноте.
– Хотела бы немного вернуться к разговору о вашем детстве. На ваш взгляд, профессор, ваша семья была религиозна?
– Не особенно.
– Но в некоторой степени.
Она явно пыталась подвести его к чему-то.
– В церковь ходили, – признался Логан. – Если вы об этом. В этом нет ничего необычного в тех местах. Моя мать была аммалиткой. Отец на самом деле не придерживался определенных верований.
– Значит, она была почитательницей Эми, – сказала Несса, кивая. – Ваша мать.
– Просто ее так воспитали. Есть вера, а есть привычка. В ее случае, я бы сказал, это было, по большей части, привычкой.
– А вы? Назвали бы вы себя верующим, профессор?
Вот она, суть дела. Логан решил, что надо быть осторожнее.
– Я историк. На мой взгляд, этого более чем достаточно, чтобы занять свой ум.
– Но историю можно назвать верой, в своем роде. В конце концов, прошлое – не то, что нам действительно
– Я бы так не сказал.
– Нет?
Он откинулся в кресло, собираясь с мыслями.
– Позвольте вас кое о чем спросить. Что вы ели на завтрак, мисс Трипп?
– Прошу прощения?
– Это совершенно прямой вопрос. Яичницу? Тосты? Быть может, йогурт?
Она пожала плечами, подыгрывая ему.
– Если вам интересно, то овсянку.
– И вы в этом уверены? Нисколько не сомневаетесь?
– Нисколько.
– А как насчет прошлого вторника? Овсянка или что-то другое?
– Чем вас так заинтересовал мой завтрак?
– Будьте любезны. Прошлый вторник. Это было не слишком давно, наверняка вы что-то да ели.
– Понятия не имею.
– А почему?
– Потому, что не считаю важным.
– Другими словами, это незачем помнить.
Она снова пожала плечами.
– Наверное, да.
– Ладно, а теперь поговорим насчет вот этого шрама у вас на руке.
Он показал на ее руку, держащую ручку. Линия из полукруглых вмятин, бледных от основания указательного пальца до запястья.
– Откуда у вас это? Выглядит очень старым.
– Вы очень наблюдательны.
– Я не хотел быть невежливым. Сделал это для примера.
Она поежилась в кресле нервно.
– Если вам обязательно знать, то меня собака укусила. Мне восемь лет было.
– Итак, это вы
– Да, конечно. Я до смерти перепугалась.
– Уверен в этом. Это была ваша собака или соседская? Или, быть может, бродячая?
На ее лице появилось раздражение. Нет, не раздражение. Ощущение незащищенности. Он увидел, как она прикрыла шрам другой рукой. Непроизвольное движение, она даже не осознала, что делает это, или едва осознала.
– Профессор, я не вижу в этом никакого смысла.
– Значит, это была
Она дернулась.
– Извините, мисс Трипп, но если бы нет, у вас бы не было этого защитного рефлекса. Вы же только что прикрыли руку, так? Это говорит мне и о другом.
Она намеренно убрала руку.
– И о чем же?
– Две вещи. Во-первых, вы считаете, что вы были в этом виноваты. Может, слишком грубо играли с собакой. Может, дразнили пса непреднамеренно или намеренно, но не очень. В любом случае, вы – часть ситуации. Вы что-то сделали, и пес ответил на это, укусив вас.
Она постаралась не выказать никакой реакции.
– А вторая?
– То, что правды вы не рассказали никому.
Судя по ее лицу, он попал в точку. Было и третье, но он решил не говорить об этом. Собаку усыпили, и возможно, незаслуженно. Однако через некоторое время журналистка расплылась в ухмылке. Это игра для двоих.
– Хороший трюк, профессор. Уверена, ваши студенты такие обожают.
Теперь уже он улыбнулся.
– Убит. Однако это не трюк, мисс Трипп, не совсем. Речь идет о значении. История – это не то, что вы ели на завтрак. Это бессмысленная информация, исчезающая в прошлом. История – это шрам на вашей руке. То, что оставляет след, когда прошлое отказывается становиться прошлым.
Она задумалась.
– Вы имеете в виду… как с Эми.
– Именно. Как с Эми.