Город живых

Картинки на экране снова сменились. Теперь на мониторе – маленький мальчик. В нём тяжело разобрать ребенка. Это искусственный человек. Манекен. Странный. Зеленый. С перемотанной головой. Без носа. Глаз и вовсе не видно. Два маленьких уголька с надеждой смотрят куда-то. Нет, они пустые. Обожжённая кожа. Следы от попадания химикатов. Он жив. Да, это мальчик. Маленький. Ему совсем мало лет. Он что-то шепчет. Никто не слышит. Нельзя разобрать. Вселенная молчит. Не отвечает на простой вопрос, на который нет ответа: «Мама, за что? Я ведь только начал жить…»

Ночь прошла… Долго. Не помню, когда уснул. И спал ли вовсе. Полудрёма. На улице – снова туман. Дымка скрывает тени на улице. Там нет людей. Только тени. Выжившие. Пережившие эту ночь. Бледное блюдце на небе не светит. Оно молча наблюдает за нами.

Ком в горле. Его невозможно протолкнуть едой или питьём. Дома находиться невыносимо. Быстро оделся и вышел на улицу. Слился с тенями. Я один из них. Такой же выжатый. Обессиленный. Избитый. Замученный. Я знал, о чем будут разговоры в автобусе. Все те же слова всю ночь пульсировали у меня в голове. Они избивали меня изнутри. А за окном продолжали греметь взрывы.

«Каждый взрыв – это чья-то жизнь. Растоптанная безжалостной лапищей. Уничтоженная. Навсегда», – мысли продолжали издеваться над истерзанным подсознанием. Проще было заснуть и не думать ни о чем. Не получалось. Пустой взгляд. Перед глазами ничего не было. Только лицо мальчика. Нечеловеческое. Инопланетное. Для землян мы были инопланетянами. Чужими. Тех, кого не жалко. В ушах звенел колокол. Он звонил. Звонил. Звонил. Каждый звон – слово мальчика, который спрашивает: «За что?»

Я медленно плыву в млечном море. Туман заполз под кожу и застрял там. Лишь топот был чем-то реальным. Казалось, меня здесь нет. И снова глухой звук. Я снова в реальности. Медленно бреду в офис. Дверь открывается, и я вижу его – киевский журналист. Мы не виделись с поездки на Саур-Могилу. С тех пор прошло около недели. Я не ожидал его увидеть в нашем кабинете. Он что-то нервно писал в нетбуке.

– Мы вчера это видели. Я был в шоке. Так страшно мне ещё никогда не было. Это должны знать все. Я так просто это не оставлю, – каждое слово он произносил на выдохе. Дыхание было учащённым. Нервным. По нему было видно, что адреналин не дал ему уснуть. Он что-то быстро кому-то писал. Сразу несколько диалогов было открыто, и он активно с кем-то переписывался.

– Иди сюда. Я тебе покажу. Мы всё засняли. Вот смотри.

Он достал из своей сумки камеру. Открыл небольшой экранчик. Включил видео. Диму было очень плохо видно.

– Мы находимся недалеко от железнодорожного вокзала Донецка. В той стороне находится аэропорт. Мы слышим звуки боя. Так здесь проходит каждая…

Его речь прерывается. За спиной падали звезды. Миллионы огоньков. Они появились молниеносно. Разрезали темное небо ярким светом и падали. На дома. Там, где были люди. Множество ярких вспышек. Как на ночном видео с камеры наблюдения. Киевскому журналисту удалось заснять, как со стороны Авдеевки артиллерия ВСУ сжигала микрорайон рядом с железнодорожным вокзалом.

– Мы вчера залезли на недостроенную высотку. Хотели поснимать издалека. Я не думал, что снаряды начнут падать так близко. Там же были люди. Они там живут. Снаряды разрывали их. Дома горели. Ты представляешь?..

Хотелось сказать: «Я же тебе говорил», но я промолчал. Мне не хотелось говорить. Видео – очередной удар под дых. Дыхание снова сбилось.

– Я туда снова сейчас поеду. Едешь со мной? Там сейчас бой идёт. Мне тут пишут, что ополчение пошло в контратаку в аэропорту.

Месть за прошлую ночь. Я снова ожил. Контратака. Долгожданная. Это может означать только одно – перемирию конец. Соглашение разорвано. В клочья. Его больше нет. Терпение лопнуло. Пора было брать дело в свои руки.

– Поедем на крышу недостроенной высотки и попробуем снять, что происходит в аэропорту. Его там хорошо видно. Там сегодня гремит ещё хуже, чем ночью.

* * *

Вгрызаясь своими гнилыми зубами в останки донецкого аэропорта, война обгладывала остовы воздушной гавани. Столб черного дыма взвился в молочно-белое небо. Что-то темное вырвалось наружу. Казалось, из недр земли сам ад вырвался, чтобы устроить бал смерти. Будто на адской сковородке души жарились в зданиях разрушенных терминалов. Смерть в радостном молчании наблюдала за тем, как идёт жатва. Солдаты с обеих сторон гибли в муках. Кому везло – погибали мгновенно, но не всех ждала легкая участь. Пули вонзались в камуфляжную плоть и разрушали внутренние органы. Мучительно долго доживали свои последние секунды воины обеих сторон конфликта.

Музыка войны становилась всё громче. Шел бой. Активный. Это был один из немногих прямых контактов ВСУ с силами ополчения. Эту войну называли артиллерийской. Богиня войны стала одним из отличий гражданской войны на Донбассе. Сейчас на наших глазах где-то там вдалеке подразделение легендарного комбата Моторолы штурмовало занятый украинскими войсками терминал донецкого аэропорта. Наши камеры уставились туда, где смерть вкушала свежую добычу.