– А вот и местная. По телефону разговаривает. Эх, я ж им говорил из подвалов не выходить. Пошли, пообщаемся. Эта женщина не уезжала отсюда. Живёт в соседском разбитом доме. Её дом вообще сровняли с землёй укропы. Она одинокая. Никого нет. Только собаки, которых она собрала со всего посёлка. Местные, когда убегали, о собаках не думали.
А она их не бросила. Собрала всех и подкармливает. Ну, вы сейчас сами всё узнаете.
– Здравствуйте, – Шум перешел на более вежливый тон.
– Здравствуйте. О, вы с телевидением. Правильно. Снимайте, сынки, как мы тут живём. Пусть люди узнают. Но вы им там скажите, что мы не боимся. Наши защитники нас не бросят. Не бросите же? – она с надеждой взглянула на мускулистого мужчину в камуфляже и с автоматом наперевес.
– Ещё бы. Куда ж мы вас оставим? Укропам? Нет. Этого мы не допустим. Как вы тут?
– Да как. Нормально. Живём. Вышла поговорить по телефону. Там ни черта не ловит. Вот только здесь и есть связь. Нужно успеть поговорить, пока бомбежка не началась и телефон не сел.
– Вы, если надо, можете к нашим бойцам обращаться. У них генераторы есть. У них можете подзарядить мобильник.
– Спасибо большое. Я так и делаю. Хлопчики мне помогают.
– А еда у вас есть?
– Конечно же. Я сходила в город за продуктами.
– Как же вы? Пешком, что ли?
– А как же иначе. Пешком иду через Горький аж до Путиловки, – женщина указывала в сторону города, – по тропинке. Около часа. Автобусы же не ходят. Приходится пешком и ходить.
– Вы можете к солдатам садиться. Я им скажу, они будут брать вас с собой, когда у них будет ротация.
– Та что же я так долго ждать буду. Не-а. Я лучше своими двумя. Не спеша пройдусь, а потом назад.
– Смотрите сами. Сможете пообщаться с парнями и рассказать, как вы тут живёте? А они потом покажут это людям в интернете.
– А чего бы и не рассказать. Всё расскажу. Пусть спрашивают.
Заморгали лампочки на камерах. Наши объективы уставились на женщину за пятьдесят. Впавшие щеки, уставшая улыбка, морщинки, грязные каштановые локоны торчали из-под шапки. Вокруг выпуклых глаз были темные круги, которые говорили, что женщина давно не высыпалась. На ней была не по размеру большая куртка с латками. Огромные размеры куртки лишь подчеркивали худобу. Куртка была похожа на робу, но я не мог определить, кто в ней мог раньше работать.
Женщина рассказала, что мужа она давно похоронила. Он раньше работал на шахте, но куртка была совсем не похожа на шахтерскую. Черный воротник из искусственного меха согревал шею женщины. На голове поношенная черная шапка. Она так же была велика, но это было на пользу. В руке я заметил телефон. Также старенький. Кнопочный, но надежный. Такой мог держать зарядку несколько недель, если его выключать на некоторое время. Такие телефоны не пользуются популярностью у молодежи, но зато пожилые люди используют их по назначению без лишних игрушек, которые были явно не для пенсионеров. Своими уставшими, но почему-то веселыми глазами она смотрела на нас. В камеру старалась не смотреть. Я удивлялся её храбрости. Мне казалось, что на моём лице сейчас всё отчетливо было написано: я был в шоке, но про местную жительницу такого сказать нельзя. Потом я понял, что ужас она залила изрядной дозой алкоголя. Иначе здесь выжить нельзя. Ужас съест твоё сознание и не оставит от него ничего. Можно превратиться в животное без разума и жить одними инстинктами.
– Не боитесь всех вот этих взрывов и полётов мин? – я не удержался и задал свой вопрос, который не давал мне покоя.
– Только ненормальный человек может этого не бояться. Нормальный – боится. Как все. Боюсь.
– Что-то хотите передать украинской стороне? – задал уже обговоренный заранее вопрос Игорь.
– Украинской стороне? А вы снимите это всё и покажите это им. Покажите, чтоб они посмотрели. Эти люди. Порошенко, Турчинов и Яценюк, они это всё знают, что здесь делается. А вы покажите народу. И всё. Чтобы они нас не обзывали и не думали не пойми что.
– Как вы думаете, они поймут нас?
– Поймут, конечно, – вдруг женщина стала серьезной. Она искренне верила в то, что говорит, и знала, что рано или поздно так и будет, – если нормальные люди, которые не хотят войны. Но не те, которые купленные. Не те, которые из партии войны. Я вот слушаю радио, и такое впечатление, что никто не знает, что здесь война, – продолжила местная жительница.
– А как у вас радио работает? – поинтересовался Шум.
– На батарейках, – осадила она, – вы плохо освещаете. Люди не знают, что здесь идёт война.