Окончательно вернулась в Москву в двухтысячных. Карьера мужа постепенно шла в гору. Понимаете, мы были с ним друзьями. Это очень важный аспект семейной жизни, о котором многие забывают. Посмеяться, приколоться друг над другом или, наоборот, взять за руку в сложный момент мы могли всегда. И поступали так оба, не сговариваясь. Нам завидовали. Мы были красивой парой. Сын тоже получился на зависть всем богам. У нас была дружная семья. По крайней мере, мне так казалось. Мы ни в чем не нуждались, все были при деле, работали. Любые проблемы решались на семейных советах под бокал-другой красного вина. Мы не конфликтовали, понимали друг друга с полуслова. Иногда мне хотелось в шутку стукнуть мужа, чтобы вспомнить, как это бывает, когда люди ссорятся.
– За всю семейную жизнь не случилось ни одного скандала?
– Не поверите, но так и было. Леонид был покладистым. Не тряпкой, а именно с золотым характером. Наши общие друзья всегда это отмечали. Теперь вы понимаете, как на меня подействовала новость о том, что он полюбил другую женщину? Еще три месяца назад все было нормально, я даже планировала с размахом отметить тридцатилетие сына, но тут все резко закончилось. Это сейчас я могу об этом говорить спокойно, а тогда неделю лежала лицом к стене. Спасибо врачам, которых пригласил Егор. Он тоже врач. Терапевт в обычной поликлинике, пациенты его любят.
– Извините, – перебил ее Гуров, вынимая из кармана вибрирующий телефон. – Я должен ответить на звонок.
– Конечно. Я пока отойду.
Любовь Алексеевна встала и вышла из комнаты. Гуров тут же прижал трубку к уху.
– Слушаю, Петр Николаевич.
– Скоро будете?
– А что такое? Стас занят, я тут с женой Чернухина…
– Почерк в предсмертной записке и почерк Чернухина в ежедневнике совпали. Похоже, все-таки суицид.
Известие прозвучало как гром среди ясного неба.
– Но вскрытие показало, что он не мог сам себя… – Гуров замолчал, поняв, что озвучивает слишком много информации.
– В том-то и дело, Лева. В том-то все и дело, – пробормотал Орлов. – Его могли под дулом пистолета заставить написать записку.
– Могли. Но я сейчас пытаюсь исключить суицид, а не подтвердить его вопреки всем законам логики, физики или каким там еще законам. Если он действительно влез в долги, то нужно узнать сумму, и если она оказалась для него неподъемной или кто-то постоянно на него давил, вгоняя в депрессию, то это одно. Пока что мне удалось узнать, что финансовых проблем в семье не было. Во всяком случае, бывшая жена Чернухина их на себе не ощутила. Но мы только в начале пути. Мне нужно время. От Стаса никаких новостей?
– Пока что нет. Значит, ты сейчас в доме Чернухина?
– Да. С женой, которую он бросил.
– Работай, Гуров. Жду тебя на Петровке.
Орлов закашлялся. Связь оборвалась.
В комнату тотчас зашла Любовь Алексеевна. «Неужели подслушивала? – напрягся Гуров. – Да нет, не может быть».
– Я не слышала, о чем вы разговаривали, – снова прочла мысли Гурова Любовь Алексеевна. – Просто заметила, что вы замолчали.
В ее руке Гуров заметил дорогую модель айфона. Заняв все то же кресло, Чернухина положила его на колени.
– Сын звонил, – объяснила она. – Беспокоится.
– Вы хорошо держитесь, если учитывать обстоятельства, – заметил Гуров.
– У меня хороший психотерапевт. – Любовь Алексеевна улыбнулась, но ее взгляд при этом выглядел больным. – Он держит руку на моем пульсе уже третий месяц. Я обратилась к нему сразу после того, как смогла подняться с постели после ухода мужа. Сейчас я принимаю довольно серьезные препараты. Без них я бы вообще не выжила. А еще мне удалось ослабить хватку прошлого.
– Это как? – не понял Гуров.
– Я отношусь к нашей совместной жизни не так, как раньше. Мне удалось упаковать наше с ним общее прошлое и спрятать глубоко в памяти. Теперь он для меня обычный человек. Был. Был таким человеком. Узнав о его смерти, я почувствовала себя плохо, что уж тут скрывать. Но смогла справиться. Сын, психотерапия, работа – вот мой «бункер», в котором я спасаюсь.
– Вы даже не узнали, от чего он умер, – заметил Гуров. – И у меня не спросили.
– А от чего он умер?
– Его нашли в старой квартире с ножом в сердце.
– О. А кто его нашел?
Гуров внимательно следил за женщиной, но у нее даже мизинец не дернулся, когда она услышала про орудие убийства.
На этот вопрос Гуров предпочел не отвечать, поэтому промолчал и принялся растирать пальцы левой руки.
– Она. Она его обнаружила. Я ведь верно истолковала ваше молчание?
Гуров не ответил. Лгать не хотелось, а правда могла привести к окончанию разговора. Он ожидал, что Любовь Алексеевна перестанет играть роль красивой окаменелости и наконец-то покажет свое человеческое лицо. Пустит слезу, выругается, закричит. А то слишком уж гладкой, по ее словам, была ее жизнь с Чернухиным.