Послышался легкий стук в дверь. Паоло направился, чтобы отворить ее, а Лючиано продолжал расхаживать взад и вперед по комнате.
— Оказаться здесь, мне кажется, будет небезопасно для нее, — проговорил он. — Всё, что мы знаем об этом городе, заставляет считать его очагом всяческой мерзости. Он ведь, хочу я сказать, является средоточием владений ди Кимичи, разве не так?
Бегая по комнате, Лючиано оказался сейчас как раз напротив двери. И тут у него буквально отвисла челюсть при виде стройной фигурки с короткой стрижкой и серебряным колечком в брови.
Эффект, произведенный Лючиано на Джорджию, оказался не менее драматичным. Она узнала этого темноволосого юношу. Всего несколько часов назад Джорджия видела его фотографию в доме учительницы, дававшей ей уроки игры на скрипке.
— Я обещал познакомить тебя еще с двумя Странниками, не так ли, Джорджия? — улыбнувшись, сказал Паоло.
— Люсьен! — воскликнула Джорджия — и исчезла.
Глава 5
Тень сомнения
Когда Джорджия с лихорадочно бьющимся сердцем проснулась в своей лондонской постели, утро еще не наступило. В доме было темно и тихо. Девочка была полна смятения. Мечтать о городе с крылатыми лошадьми это одно — даже если мечта неожиданно становится реальностью. Встретиться же с человеком из ее собственного мира, человеком, который, как она хорошо знала, был мертв — это нечто совершенно иное.
Джорджия продолжала лежать в темноте, ожидая, когда сердцебиение немного успокоится, а мысли упорядочатся. Одна половинка ее души желала немедленно возвратиться в Ремору, но другая всё еще трепетала от испуга. Тот, кого она увидела в доме Паоло, был, вне всякого сомнения, Люсьеном. Не узнать его, пусть даже в старинном тальянском костюме, Джорджия никак не могла. В том, что касается Люсьена Мулхолланда, Джорджия могла считаться знатоком.
Когда Джорджия поступила в свою теперешнюю школу, Люсьен уже учился там, на класс старше ее. Пару раз она встречалась с ним, приходя брать уроки музыки у его матери. Года четыре назад Джорджия почувствовала, что начала относиться к нему как-то совсем по-иному. Рассел был абсолютно не прав, Джорджия
Если Люсьен и знал об этих чувствах, то никогда не показывал этого. Оба они играли в школьном оркестре, и ирония судьбы, сделавшей ее второй скрипкой Люсьена, не ускользнула от Джорджии. Игра в оркестре не только дала ей возможность чаще видеть Люсьена, но теперь, когда они встречались у него дома, ему было о чем поговорить с нею. Постепенно Джорджия поняла, что он тоже страшно застенчив. Подружек у него не было — хоть в этом Джорджии повезло.
И как раз в то время, когда она начала надеяться, что когда-нибудь они подружатся и, может быть, в один прекрасный день он ответит на ее чувства, Люсьен заболел. Сейчас, лежа в темноте, Джорджия заново переживала страдания, которые она испытывала год назад, узнав что Люсьен серьезно болен, что необходимость проходить курсы лечения целыми неделями не будет давать ему возможности посещать школу, что он потерял свои чудесные волосы. Его мать перестала давать уроки, и о Люсьене Джорджия узнавала теперь только то, что можно было извлечь из школьной болтовни.
Было прошлым летом несколько недель, когда Джорджия поверила, что Люсьену становится лучше и что осенью он вернется в школу уже выздоровевшим. Она даже пару раз виделась с ним, когда вновь начала брать уроки музыки. Он выглядел теперь старше и казался словно бы отдалившимся — всё таким же дружелюбным, но чем-то озабоченным. Джорджия приняла решение сказать Люсьену о том, как он ей нравится, но всем ее планам положили конец начавшие просачиваться страшные новости: Люсьен в госпитале, он в коме, он умер.
На похороны Джорджия пошла, словно зомби, не в силах поверить, что единственный мальчик, который когда-либо ей нравился, потерян для нее навсегда. Только вид его убитых горем родителей и срывающийся голос лучшего друга Люсьена, Тома, читавшего над могилой какие-то стихи, убедили ее в том, что Люсьена и впрямь больше нет.
А теперь Люсьен был в Талии, великолепно выглядевший и такой же здоровый, как в те времена, когда он сидел перед нею в оркестре и она смотрела на его кудри, падавшие на ворот рубашки. Что всё это может означать? Не является ли, подумала она, Талия фантастическим миром, созданным подсознанием, чтобы позволить ей бежать от действительности? Лошади, даже крылатые лошади, а теперь воскрешение мальчика, которым она была так увлечена, — слишком всё это символично, чтобы оказаться только лишь словами, только лишь игрой воображения.