Города в поднебесье

Чтобы не свихнуться от постоянной работы, я каждое утро ходил к краю скалы и сидел на каменном уступе минут по десять, глядя вдаль и вниз. Это помогало просыпаться, да и вообще неплохо мотивировало… В одно такое утро я обнаружил, что облака вновь затянули поверхность Терры. Они летели с запада, как огромные океанические волны, подгоняемые ветром. Сплошной покров — густой и непроницаемый, в то время как надо мной застыло холодное голубое небо, и восходящее солнце слепило глаза так, что пришлось надеть очки…

С этого утра, а пришлось оно на семнадцатый день оттепели, счёт пошёл на дни — и больше я к обрыву не ходил. Хотя он навсегда остался в моей памяти, став точкой отсчёта в моей новой жизни. Там и тогда я понял, что хочу выяснить, что всё-таки со мной произошло. Там и тогда я осознал, что ошибка, закинувшая меня в мир Терры, обязательно должна быть исправлена. Я ещё не знал, как именно, и не представлял, на что мне придётся пойти, но я был готов. Если уж на Терру я попал по ошибке — значит, где-то должен быть мир, куда после смерти попадают все нормальные люди из яслей, не обладающие моим фантастическим невезением…

Что я, неудачник с Земли, мог противопоставить миру, меня окружавшему? Ну разве что своё внимание и умение просчитывать ситуацию. И именно на каменном огрызке, зависшем над океаном весенних туч, я понял, что вообще-то это не самые бесполезные свойства… В тот момент у меня и появилась чёткая уверенность, что с моим невезением можно (и нужно!) бороться с помощью моих сильных сторон. И вовсе не так, как я делал до этого:

«Попробуем избежать…»

«Не получилось?»

«Да и ладно!»

Нет, совсем не так… Нужно было не просто пытаться избежать — а предугадывать, наблюдать и анализировать, видеть загодя подводные камни. В какой-то момент в голову даже пришла мысль, что это просто я ущербный, потому что от рождения не обладаю в компенсацию данными способностями… Но потом я вспомнил других людей и понял — нет, это не так. Просто мне и вправду часто не везёт — может быть, намного чаще, чем обычным людям. Но разве это повод сдаваться?

Нужно было учиться применению пневмы, а ещё накапливать знания об этом странном мире — его истории, его легендах, его преданиях и мифах. Нужно было найти тех людей, кто знает больше обычных жителей, и учиться у них. И вот тогда, я был уверен — я найду путь в лучшие миры, куда редко попадают такие неудачники, как я…

Последние три дня оттепели пролетели в сплошной работе. Мы закончили с корпусом и теперь готовили такелаж, аэростат и двигательные установки. С аэростатом, что удивительно, всё было банально и просто. Сначала мы сшили из полос ткани трубу и смазали швы той самой смолой, которую Рубари использовал для проклейки первого шара. Саму ткань трогать не нужно было, она уже была обработана «графиками»: укреплена, защищена от огня и воды, снабжена бактерицидными свойствами (от плесени, мошек и всяких жучков-червячков). А ещё была чем-то дополнительно пропитана, чтобы воздух не пропускать. Так что проклеивать пришлось лишь те места, где мы сами нарушили её целостность.

Это была монотонная работа, хоть и быстрая — потому что времени у нас почти не оставалось. Повозиться пришлось лишь с носовой и хвостовой частью, где шло сужение — для лучшей обтекаемости аэростата. Так или иначе, но с этим со всем мы справились. Как и с такелажем, который тоже не представлял собой ничего особо сложного — большая сеть из толстых канатов, крепившаяся к палубе на нашей гондоле через металлические петли, намертво приделанные к каркасу. Если по всем правилам делать, то канаты надо было переплести в единое целое, но мы просто замотали точки пересечения верёвками. Конечно, опять вес увеличился — но, если честно, было уже плевать на подобные мелочи…

Самые большие сложности возникли с внутренними агрегатами корабля. В отличие от земных дирижаблей, аэростаты местных воздухоплавателей не были герметичными. Горячий воздух в них постоянно обновлялся через две трубы: одна доходила почти до верхней стенки аэростата, а вторая — чуть выступала над нижней. Первая — для поступления горячего воздуха, а вторая — для забора холодного воздуха. В эти трубы вставлялись турбины, которые должны были крутить винты через цепь передачи. И это всё было ещё просто и понятно. А вот когда трубу для горячего воздуха пришлось разделять на две, и обе гнуть, чтобы они изгибались по стенке аэростата — вот тут я всё на свете проклял… Холодная ковка жестянок — это не моё.

А всё почему? Потому что Рубари хотел внутри аэростата сделать внахлёст три сферы пустоты. И если между собой границами они ещё могли пересекаться, что приводило лишь к излишним затратам пневмы, то вот с трубой их объединять категорически не рекомендовалось. В общем, с этой системой мы и провозились дольше всего — почти целые сутки.