Города в поднебесье

Однако я всё-таки надеялся, что Рубари успеет подняться сам — и поможет подняться мне. Да, вот в этом пункте наш план откровенно хромал… Кто добежит первым — и хватит ли нам запаса в двести метров? Но и сделать ничего особо надёжнее мы уже не успевали…

Ночь мы провели в фермерском домике, а утром, чуть свет, отправились на реализацию самого важного — а заодно и самого рискованного — пункта нашего плана побега. Совершенно не героически покаюсь: я боялся и дрожал, как самый распоследний трус. Однако ни Рубари, ни Нанна, к счастью, не могли этого увидеть. Я сделал серьёзное и сосредоточенное лицо, чтобы ни один мелкий мускул не дрогнул. Одновременно я снова и снова прогонял наш план в голове — и с каждым разом он мне нравился всё меньше и меньше. Хотелось бы доработать его, учесть все варианты…

У подъёмника мы остановились и молча посмотрели друг на друга.

— Повторяем ещё раз, — сказал я. — Рубари, ты идёшь к вышке, ждёшь сигнала от Нанны и начинаешь действовать. Нанна, ты следишь за мной, и как только я подниму вот эту тряпку над головой — подавай знак Рубари!

Тряпка была заткнута у меня за пояс — обычная белая тряпка. А ещё с собой был ломик, несколько мотков обычной верёвки (все альпинистские тросы мы уже израсходовали), ключи и отвёртки, ледоруб и… альпинистские колышки! Да, на всякий случай — мало ли что?

— Рубари, как увидишь сигнал — запускай сигналку на администрации порта и прячься на вышке. Тебе главное — дождаться матку, а она прямо обязана на такой шум прийти и всё проверить.

— Не ув-рен! — скептически заметил Рубари, видимо, сомневаясь, что скамори вообще кому-то и что-то обязаны.

— Ладно, если она не приходит, тогда ты сам привлекаешь внимание скамори! — кивнул я. — Пусть попытаются до тебя добраться. Когда не доберутся, тогда и позовут свою мамашку. Как только она вылезет, я пробираюсь в храм и ищу логос. Как найду — отключаю, вешаю на спину вместе с подставкой и рву когти к скале. Я подам знак Нанне, а она — тебе. После этого мы вместе добираемся до троса и пытаемся подняться хотя бы до второй трещины в склоне.

Нанна и Рубари кивнули — мол, всё им понятно. Понятно им! Синхронисты хреновы!.. Мне самому ещё не всё понятно, а им — видите ли, понятно…

— Если я не успеваю вернуться, и Рубари приходит раньше — тогда поднимаешь только Рубари! — строго сказал я девочке, и та скорчила неодобрительную рожицу, будто съела что-то кислое. — Логос и себя любимого я как-нибудь постараюсь уберечь, а потом добраться до вас. В этом случае не уходите от подъёмника — обязательно дежурьте там. Можно на складе огонь развести. Что ещё?

— Ты з-был в-ч-ться л-тать! — ехидно заметил Рубари, помахав для наглядности руками, как крыльями.

— Всё, пошли!.. — обиженно буркнул я и кивнул Рубари на канат.

Первым спустился Рубари, а следом уже своим ходом пошёл я, снова напомнив Нанне:

— Не забудь накрутить трос для противовеса!

— Да помню я!.. Помню!.. — раздражённо успокоила она меня.

Когда я оказался внизу, моего напарника нигде видно не было. Он шёл к своей цели, а я двигался к своей — с дрожащими руками и на негнущихся ногах. Липкий страх догнал меня, как всегда, в самый последний момент…

До храма я добрался довольно легко. И сразу спрятался в конторе, стоявшей неподалёку от Торговой Палаты. Это место я знал — успел побродить по кабинетам и даже помнил, где имеется выход на чердак. Решётку я за несколько минут отогнул ломиком и выбрался на крышу, с которой открывался прямо-таки великолепный вид. Справа золотилась металлическая крыша банка, слева — темнела черепица Торговой Палаты. Спереди возвышался огромный свод храма. Вдалеке на верхнем плато чёрной точкой виднелась фигурка Нанны. Я достал белую тряпку и принялся ею махать.

Ноги поехали по черепице, и, взмахнув в последний раз, я покатился к краю крыши. «Забыл про наледь, идиот!» — подумал я и попытался замедлить падение всеми доступными способами. Но куда там!.. Я попробовал зацепиться ледорубом, однако тот лишь рушил черепицу, но никак не цеплялся. Выбирался я на крышу через дверцу, оторая находилась между стропил. А поперечные рейки, державшие черепицу, и сами ломались. Уцепиться я смог только в самом конце крыши — за кирпичную стену. Ледоруб вошёл в стык между кирпичами, и я повис на ручке, при этом моя пятая точка и ноги болтались над улицей на высоте добрых восьми этажей…

А вдалеке уже взвыла сирена на администрации порта, и её рёв разносился по всему городу. Внизу на улицу выползали скамори и устремлялись к причальным вышкам. Мёртвый город ожил в мгновение ока, чтобы покарать злостного нарушителя тишины… А я висел и молился, чтобы меня здесь не увидели и не услышали. Сирена всё выла и выла, а я ругал себя последними словами: «Всё продумал, тупица! Только главного идиота не учел! Себя любимого!».