Города в полете

— Боб, я собираюсь заиметь здесь ребенка, — ответила она.

Хохот, который можно было назвать истерическим, заставил Хелмута принять сидячее положение. На противоположной стене замигала красная стрелка. Повинуясь программе, она отметила параграф, до которого, предположительно, добрался читающий. Эва обернулась, чтобы глянуть на текст, но страница уже угасала и исчезала.

— ЭХ, БАБЫ! — воскликнул Хелмут, когда смог наконец перевести дух. Знаешь, Эвита, ты по–настоящему доставляешь мне удовольствие. Все–таки никакая обстановка не может всерьез изменить человеческое естество.

— А почему она должна его изменить? — подозрительно спросила девушка, снова посмотрев на него. — Я не понимаю шутки. Разве женщина не должна хотеть ребенка?

— Ну конечно же должна, — ответил он, усаживаясь поудобнее назад в кресло.

На стене снова замелькали страницы.

— Это вполне нормально, что женщины хотят иметь детей. Все женщины мечтают о том дне, когда они смогут произвести на свет ребеночка, чтобы тот мог поиграть в безвоздушном каменном садике на Юпитере–5, пособирать лишайники, построить замки из пыли и получить немного звездного загарчика. Как замечательно будет сунуть маленькое синенькое тельце назад в его колыбельку вечерком и дать ему пососать кислородную бутылочку, уходя на смену! Это, в конце концов, так естественно, как и свечение Юпитера. Так же по–западному, как замороженный и высушенный яблочный пирог.

Он раздраженно отвернулся.

— В общем, прими мои поздравления. Тем не менее, что касается меня, Эва, то я бы предпочел, чтобы ты обратилась со своим предложением в какое–нибудь другое место.

Эва вскочила на ноги в яростном порыве. Ее пальцы схватили его за бороду и довольно болезненно развернули голову Хелмута в прежнее положение.

— Ах, ты мужичонка–пошляк! — произнесла она низким хриплым голосом. Как ты мог услышать все это и так мало понять. БАБЫ, не так ли? И ты считаешь, что я пробралась сюда, полная покорности, чтобы разрешить наши чисто технические проблемы в постели!

Он своей рукой сжал ее кисть и отодвинул девушку от себя.

— А что же еще? — поинтересовался Хелмут, пытаясь представить, как можно себя чувствовать достаточно разумным, поработав с Мостом хотя бы в течение пяти минут. — Никому из нас не надо прибегать к играм и предлогам. Мы здесь. Мы изолированы, мы все отобраны, именно потому что среди всего прочего, мы совершенно не в состоянии создать постоянные эмоциональные связи. Но мы в состоянии вступить в какие–то недолговечные союзы. Никому из нас не нужно притворяться, что наши жизненные условия сохранят нас от тюрьмы в Бостоне или что они не должны включать в себя любые, нормальные для Земли, привычки.

Она ничего не ответила. Спустя какое–то время Хелмут мягко спросил:

— Разве это не так?

— Конечно же не так, — ответила Эва. Она нахмурившись смотрела на него и у него создалось абсурдное впечатление, что она его жалела. — Если мы действительно не способны были создать какие–то постоянные связи, нас бы никогда не выбрали. Такой настрой ума сродни психическому расстройству. Это против выживания — от и до. Нас сделала такими психообработка. Разве ты не знал?

Хелмут не знал. А если и знал, то точно также прошел психообработку, чтобы забыть об этом. Он лишь крепче сжал подлокотники кресла.

— Так или иначе, — ответил он, — мы такие, какие мы есть.

— Да, это так. Что к делу, однако, не имеет никакого отношения.

— Неужели? Ты что же, думаешь, я настолько глуп? МЕНЯ не волнует, решила ли ты или нет иметь здесь ребенка, если только ты в действительно сознаешь, что говоришь.

Похоже, Эву била дрожь.

— Значит, тебя действительно это не волнует? Мое решение ничего для тебя не значит?

— Что ж, если бы я любил детей, — мне оставалось бы только пожалеть ребенка. Но, в действительности — я просто их не переношу. И если в этом тоже повинна психообработка, то я ничего с этим не могу поделать. Короче, Эва, — ты можешь иметь столько детей, сколько тебе захочется, а для меня ты ПО–ПРЕЖНЕМУ останешься самым плохим оператором на Мосту.

— Я это запомню, — произнесла она. Сейчас она казалась высеченной из спрессованного льда. — Но я кое–что тебе скажу, чтобы ты тоже подумал, Роберт Хелмут. Я оставлю тебя здесь на постели перед твоей ценной книжонкой… Что для тебя значит мадам Бовари, трусливая ты черепаха?.. Чтобы ты подумал о человеке, который считает, что ребенок всегда должен рождаться в теплой колыбельке. Человеке, который считает, что люди должны тесниться в теплых мирах или иначе они не выживут. Человеке без ушей, глаз, и едва ли с полноценной головой на плечах. Человеке, орущем в ужасе: «Мама! МАМОЧКА!» все звездные ночи и дни напролет!

— Все это вполне годится для диагноза!

— И для навешивания ярлыков! Удачной смены, Боб. Намотай свое тепленькое шерстяное покрывало вокруг своих мозгов. Вдруг какой–то маленький сквознячок разумности сможет заползти внутрь и нарушить твою… эффективность!