Города власти. Город, нация, народ, глобальность

Слово «модерн» (modernity) можно использовать в качестве сокращенного наименования актуальной или недавно возникшей культуры. В искусствах оно стало обозначать господство определенного стиля или установки, т. е. «модернизм». В социологии было импортировано для обозначения определенного социального процесса (по большей части определенного заранее), т. е. «модернизации». Слово «modernus», появившееся в постклассической латыни, означает «современный, сегодняшний». С моей точки зрения, понятия должны быть не просто ярлыком, но делать нечто большее. Они должны пробуждать любопытство, провоцируя новые исследовательские вопросы. Понятия должны использоваться на практике.

В таком случае применение понятий «модерный» и «модерн» (или «современный» и «современность») предполагает следующие вопросы: что значит быть современным? Как и когда определенный социальный период можно интерпретировать в качестве периода Модерна? Должны ли такие периоды определяться социально-культурными регионами и (или) территориальными областями?

Я считаю, что лучшее и наиболее общеприменимое определение состоит в том, что быть современным (или «модерным») – значит не быть связанным традицией, мудростью наших отцов, навыками наших мастеров и каким бы то ни было древним авторитетом. Быть современным – это культурная ориентация времени на настоящее и на будущее, не больше и не меньше.

В таком случае современная культура представляется культурой, в которой эта ориентация времени господствует, а Модерн – это эпоха подобного господства. Вместо того чтобы прикреплять ярлык к тому, что мы наблюдаем и о чем пишем, мы, соответственно, сталкиваемся с рядом вопросов, у которых нет самоочевидных ответов: когда наступил Модерн? По-разному ли это происходило в разных культурных сферах, в науке, в разных искусствах, в концепциях истории, в политике, экономике, семейной жизни? Действительно ли он утверждался в разных странах по всему миру по-разному и в разные исторические моменты? И если так, влияют ли различные траектории, ведущие к Модерну, на сегодняшнюю социальную и культурную жизнь?

Думаю, что из подборки вышеуказанных вопросов вытекают преимущества рассмотрения Модерна не в качестве «способов социальной жизни… которые начали возникать в Европе начиная примерно с XVII в.»[46], а в качестве того, что еще только надо открыть и определить. Здесь мы должны сосредоточиться на трех проблемах. Во-первых, если считать, что в глобальном масштабе Модерн утверждает себя в разных социально-культурных областях и в разные времена, тогда может ли случиться какой-то прорыв в одном секторе, который можно было бы считать важнее других, а потому и использовать в качестве индикатора? Я отстаиваю позицию, согласно которой Модерн политической власти или политического образования является решающей переменной в силу ее внутренней способности влиять на все остальные социально-культурные сферы. Однако влияние современной политической власти на традиционализм/модерн общества может быть большим или малым, быстрым или медленным. Есть здесь и прагматическая причина: политические перемены обычно отличаются бурным характером, а потому их намного проще вычислить и датировать, чем перемены экономические.

Во-вторых, чем тогда является современное государство как таковое? Ответ на этот вопрос, если преследуются аналитические, а не идеологические цели, лучше было бы не перегружать частными институциональными качествами, обычно выводимыми из характеристик родной страны исследователей или же некой идеальной страны. Простой, прямолинейный и неаприорный ответ – это национальное государство. Конечно, нации часто говорят о своем прошлом, однако, когда они возникают, политика нации утверждает власть настоящего против прошлого. Национальное государство – это сформировавшее само себя образование, претендующее на то, чтобы править собой в открытом, не предписанном заранее будущем, не связывая себя прошлыми генеалогиями, уничтожая или сокращая права князей, каков бы ни был их титул, отрицая колониальные власти и выходя за пределы традиционных прав и полномочий племенных старейшин или же наследственных городских олигархий.

В-третьих, можно ли ввести такую глобальную типологию наступления политического Модерна, которая была бы аналитически выполнимой и в то же время подкреплялась бы эмпирически? Да: когда я занимался глобальным исследованием развития избирательного права[47], мне пришла в голову идея, что существует четыре основных пути к современному национальному гражданству, четыре основные траектории по направлению к Модерну, определяемые конфликтами тех, кто «за» и «против» нового, т. е. конфликтами между модерном и традицией, модерном и антимодерном. Различие между ними можно провести в общих аналитических категориях, а потому они могут использоваться не только для разграничения групп различных стран, но также в качестве идеальных типов, два или большее число которых могут выполняться в той или иной конкретной стране.