Нахмурив брови и закусив губу, Ситапати крупным почерком написал на белом листке: «Убить жену!» Потом бросил ручку на стол и отпил кофе. Он почувствовал, что на душе у него стало легче — ведь та мысль, которая давила его своей тяжестью, теперь извлечена и перенесена на бумагу. Ситапати отпил глоток кофе и написал еще одну строчку: «Убить собачонку». Потом улыбнулся и сделал еще глоток. Когда он допил кофе и чашка опустела, все его тайные мысли были на бумаге и выглядели следующим образом:
«Убить жену.
Убить собачонку.
Убить почтальона.
Убить доктора.
Убить соседского мальчишку».
Ситапати удовлетворенно откинулся на спинку кресла. Если он выполнит этот план, никто больше не станет считать его бездельником, никчемушником. О нем начнут писать в газетах, говорить на всех перекрестках. «Вот он, Ситапати», — будут перешептываться женщины, выглядывая из окон.
Да, мужчина должен быть храбрым, дерзновенным, должен разить как меч.
— Вы уже пили кофе? — раздался с порога нежный голос.
Ситапати вздрогнул. Его замысел пока что пустая мечта, и жена, живая и здоровая, стоит в дверях, отодвинув занавеску.
— Тогда примите ванну, я велела нагреть воды.
— Не сейчас, потом, — раздраженно буркнул Ситапати. Жизнь казалась ему проклятьем.
— Полно вам, идите, а после ванны лекарство выпьете… — с мягкой настойчивостью повторила она и, отпустив занавеску, ушла.
Ситапати уставился на кудрявую болонку, спящую на софе. Жена обращается с ним точь-в-точь как с этой собачонкой. Распоряжается им, вертит как хочет. Вот почему возникла вторая его тайная мысль — убить любимую болонку жены; ведь едва он на нее взглянет, тотчас же вспоминает и о своем положении комнатной собачки.
— Ну, теперь выпейте. — Падмавати протягивает стакан с лекарством, ласково глядя на мужа.
Глаза ее как лотосы, кожа благоухает. Почему его жена не сварливая, безобразная толстуха? Это давало бы ему чувство превосходства. Но бог создал ее красавицей, она стройна, изящна, голос нежный. Падма всем нравится — кому же не понравится цветущее дерево или сияющее звездное небо?
Он выпил лекарство. Падма ерошит тонкими пальцами его волосы.
— Почитаете что-нибудь? Вот возьмите «Лайф».
Что ему читать — тоже она знает. А если он не журнал хочет почитать, а хороший детективный роман? Падма протягивает ему «Лайф», он берет, скрывая раздражение.
— Я велела приготовить к овощам томатный соус, вам ведь нравится он, — говорит Падма.
Конечно, история знает случаи подобного порабощения, думает Ситапати, который любит читать книги по истории. Но порабощенные всегда восставали, отдавая свои жизни за свободу. А он…
— Не хочу я томата, — дерзко заявляет Ситапати.
— Чем же приправить овощи?
— Конопляным маслом…
— От него желчь разыграется. Доктор ведь говорил, забыли? Кроме того, в томатах витамины… Что это, мой мальчик капризничает? — говорит она, беря его пальцами за подбородок.
Сейчас скажу: «Не буду есть, отравлюсь», — думает Ситапати, но Падма уже вышла из комнаты. Ну что ж, раб должен со всем молча соглашаться, должен читать журнал «Лайф», должен есть томаты.
Ситапати вспоминает историю своего брака. Он окончил колледж, но не имел ни работы, ни состояния, ни родственников, кроме воспитавшего его дяди. Таким его увидела Падма — пришла, пожелала, забрала. У нее было имение, двадцать пять акров земли, собственный дом, банковский счет в тридцать тысяч рупий. Он живет на деньги Падмы, ест из ее рук. Еще бы, она имеет право смотреть на него сверху вниз. Правда, она никогда не сказала ему резкого слова. Называет мужа своим сокровищем… Но его мучает, что он ничего не делает, живет бесполезной жизнью.
— Я мог бы собирать плату с наших арендаторов и в поле за работой смотреть, — сказал он как-то.
— Вы? — засмеялась Падма. В этом смехе был скрытый смысл не менее чем шести «Дхваньялок» Анандавардханы[80]
.— А что, не могу? — гневно вопросил он.
— Зачем это?.. На поле жара, а у вас слабое здоровье. К тому же Говиндарая опытный человек, вполне справляется, я ему доверяю…
Значит, какой-то писарь умнее его, Ситапати? И больше достоин доверия? Но он проглотил свои слова.
Итак, Падма сама распоряжается сбором арендной платы, закупкой продуктов. Она ведает приходом и расходом. Сама проверяет, заперты ли на ночь двери в доме. Она платит за Ситапати клубный взнос — две рупии в месяц, а когда он отправляется в клуб, кладет ему в карман десять — двадцать рупий на карточную игру. Она следит за его здоровьем, оплачивает визиты врача, покупает лекарства. Она решает, что ему нужно.
У него нет никакого дела, никакой ответственности, ничего настоящего в жизни.
Как-то он попытался взбунтоваться, утвердить себя. Однажды вечером, придя из клуба, Ситапати накинулся на жену, отдыхавшую на кушетке:
— Ты уже поела, конечно! И не подумала меня дождаться? Я для тебя пустое место! Ну еще бы! Ведь дом — твой, земля — твоя…
— Да я же говорила вам, что в субботу есть вообще не буду, мне доктор посоветовал, — кротко возразила ему жена.