Городок мой, Сиривада

— Да что ты, сынок. Не волнуйся, утром позовем образованного доктора, Анджанеюлю. Он тебе укол сделает. А сейчас послушай-ка меня! Вот моя дочка Суббалакшми, девушка — чистое золото! Мой долг — выдать ее замуж. У тебя нет близких. Оставайся здесь. Суббалакшми хозяйка хорошая, чистюля, готовить умеет… Украшений золотых у нее на две тулы[82] весом! Ты возьмешь ее замуж и будешь в нашей деревне учителем, сто рупий в месяц заработаешь… Соглашайся, сынок, а?

Ситапати не сознавал, что ему говорит старик. Голова его раскалывалась от боли, тело горело, душа ныла от какого-то тоскливого предчувствия и непонятного раздражения. Заметив, что старик замолчал и вопросительно смотрит на него, Ситапати машинально кивнул головой. Лицо старого брахмана просияло, и он опрометью ринулся из комнаты.

— Согласился! — крикнул он ожидавшей его жене. Та обняла Суббалакшми, нежно ущипнула за щеку и благословила.

Утром третьего дня, то есть через два дня после ухода Ситапати из дому, погода была чудесная. Мягкий утренний свет заливал и дома, и поля, и деревья, солнечные лучи врывались в окно спальни, где лежал Ситапати. В соседней комнате, напевая песенку, причесывалась Суббалакшми. Ситапати к утру не стало лучше, лихорадка не прошла.

— Сынок, я доктора привел, — услышал он голос старика брахмана.

Ситапати с трудом открыл глаза и увидел щеголеватого молодого человека со стетоскопом в руке.

— Ну, какое лечение вам прописать? — с улыбкой спросил он.

Ситапати посмотрел на него в недоумении.

— Наш Анджанеюлю и английскую медицину знает, сынок, и гомеопатию, и аюрведическое лечение применяет, — объяснил старый брахман.

Анджанеюлю осмотрел больного, достал из своей сумки лекарство и сказал, что если к вечеру не станет лучше, то придется делать инъекции.

Вот самоуверенный слюнтяй, злобно подумал Ситапати. В городе ко мне бы профессоров пригласили, а здесь этот молокосос распоряжается… Он почувствовал острую жалость к себе. Днем его стал мучить голод, и Ситапати попросил у Суббалакшми кусочек дзантики[83].

Вечером Анджанеюлю сделал укол пенициллина, но Ситапати по-прежнему лихорадило, и он бредил. Хозяева с тревогой смотрели на него, а Суббалакшми совсем расстроилась. Приемный отец сколько лет уже безуспешно хлопочет о ее замужестве, и вот красивый молодой человек мог бы стать ее мужем, а лежит при смерти. Старый брахман пошел за врачом, но Анджанеюлю сказал, что инъекцию можно теперь делать только утром.

Ситапати проснулся, снова заснул, опять стал бредить и метаться во сне. Суббалакшми нагнулась поправить сбившуюся на край постели подушку и нащупала под ней толстую тетрадь.

— Что это, нанна? — сказала она, вынимая дневник Ситапати.

Старый брахман взял тетрадь и стал перелистывать страницы. Вдруг он поднялся и изменившимся голосом сказал жене:

— Подай мне ангавастрам поскорее.

— Что случилось?

— Мне надо ехать в Какинаду. В час ночи будет поезд. У нашего гостя, оказывается, есть семья, нужно срочно известить его жену.

Назавтра в полдень послышался шум машины, и в комнату вошли старый брахман, Падма и врач.

— Как он себя чувствует? — дрожащим голосом спросила хозяйку Падма.

— Это жена господина Ситапати, госпожа Падма Деви, — сказал старик.

— Садитесь же, садитесь, — обратилась к Падме хозяйка дома. — Не волнуйтесь за него — теперь он живо поправится, раз вы будете рядом с ним.

Ситапати открыл глаза и посмотрел на склонившуюся над ним жену. Она нежно погладила его волосы.

— Ты приехала, Падма… — прошептал он.

В комнату вошел управляющий Говиндарая с корзиной в руках и стал расставлять на столе фрукты, лекарства, напиток с глюкозой.

Суббалакшми не отрывала глаз от красивой дамы, которая оказалась женой найденного для нее жениха.

Старый доктор внимательно выслушал, осмотрел Ситапати и весело сказал, обращаясь к Падме:

— Ничего серьезного! Простуда, нервное возбуждение…

— А можно его перевезти домой? — спросила Падма.

— Конечно! К вечеру по холодку и поедем.

Суббалакшми принесла поднос с фруктами и едой и поставила на тумбочку у изголовья Ситапати. Старый доктор посмотрел на Падму и сказал:

— Ему дайте глоток молока, а сами поешьте — ведь три дня в рот ничего не брали…

Ситапати пристыженно посмотрел на Падму, достал из-под подушки дневник и карандаш и написал на белой странице крупными буквами: «Падма — богиня». Падма, нагнувшись над ним, прочитала и засмеялась. Суббалакшми тоже улыбнулась, сама не зная чему; ехидно улыбнулся и старый доктор.

Вечером Падма распрощалась с семьей старого брахмана, она горячо благодарила хозяина и его жену, а Суббалакшми обняла, пожелала хорошего мужа и надела ей на шею свое дорогое ожерелье. Ситапати завернули в одеяла и усадили на заднее сиденье. Падма села рядом с ним, и машина тронулась. Вскоре тихая красивая деревня скрылась из глаз незадачливого беглеца.

Перевод З. Петруничевой.

ПОСЛЕДНИЙ ДОМ ДЕРЕВНИ