Городок мой, Сиривада

Он не знал, сколько времени просидел в оцепенении, но наконец встал и вышел из дома. В счастье ли, в горе ли — человек обязан выполнять свой долг, блюсти обычаи. Дочь, которая покидает родительский дом, не должна уехать без подарков отца. Еле передвигая ноги, Рамаджоги поплелся на рынок. Он купил цветочную гирлянду, бананы и мандарины, листья бетеля, браслеты и еще шкатулочку для куркумы. У него не было с собой сумки, и он все завернул в ангавастрам. Добравшись до дому, Рамаджоги опустился на лавку и позвал дочь.

— Положи это в свой дорожный узел, дочка, — сказал он Баламме.

Баламма вошла в дом, развязала ангавастрам, вынула подарки и снова вышла к отцу.

— Слушай, дочка! Твоя мать уезжает с твоим братом. Ты тоже уедешь с мужем. Зачем мне одному такой большой дом! Надо будет от него отказаться…

Баламма, отвернувшись, вытирала слезы краем сари, потом протянула руку к отцу и воскликнула:

— Как вы здесь один останетесь? Поезжайте с нами!

— Ничего, доченька, — тихо ответил Рамаджоги. — Ты не должна плакать, когда возвращаешься в дом мужа. Это счастливый момент, нельзя его омрачать слезами. А со мной ничего не случится! И комната найдется, где спать, и горсточка риса, а когда мне захочется поесть вкусной еды и услышать доброе слово, я навещу твой дом. Только не забывай, что ты — дочь Рамаджоги, никогда не делай зла. И детей своих учи доброму…

Рамаджоги думал, что после двух бессонных ночей он сразу заснет. Растянувшись на жесткой лавке и подложив под голову ангавастрам, он закрыл глаза. Но тотчас раздались громкие голоса из соседней комнаты, как будто три актера разыгрывали радиопьесу. Мангапати, мрачный, как раджа, потерпевший поражение на поле битвы, вставлял свои реплики изредка, зато мать и сын не умолкали.

— Значит, ты снимешь домик в Сингавараме, сынок? — захлебывалась от восторга Рамамани.

— Почему «домик»? Двухэтажный дом, мама! — важно отвечал Сундарам. — И тебе не придется таскать воду из колодца — там есть водопровод. И на втором этаже есть вода! Это дом некоего Конапы Редди, мы можем жить там сколько захотим. А потом снимем дом получше — неудобно у него долго жить, потому что он наотрез отказывается от платы.

— Ты сказал, что там нет магазинов, сынок.

— Раз в неделю я буду ездить в Шрикантапурам. Накуплю всего, погружу мешок на крышу автобуса, и прямо домой. Да ведь каждую неделю и не к чему за покупками ездить — можно сразу на месяц накупить, а то и на два. А вот, рис, например, нам и покупать не придется. Этот Конапа Редди торгует рисом, неужели он позволит нам покупать его за деньги? Привезет, сколько надо.

— А как же это, Сундарам? Наверное, этот Конапа Редди — хороший человек. Но все-таки, как же мы, живя в его доме, не станем платить ему, да еще и рис он нам даром привезет?!

— Поверь мне, мама, он еще будет считать себя в долгу передо мной! Ведь торговля рисом дает выгоду тем, кто продает его в другом штате. Я пропущу несколько телег с рисом через мой контрольный пост, а Конапа Редди получит барыша тысяч пять рупий, а то и десять…

— Ну, ладно, сынок, нехорошо чужие деньги считать. Надо нам прилечь на пару часов, только вот как бы не проспать утром?

— Ничего, теща, — отозвался Мангапати, — я заведу будильник… Да я и спать-то не буду, — мрачно добавил он.

Кончился первый вечерний киносеанс, и умолкли шаги зрителей. Кончилась и радиопьеса, разыгранная в доме Рамаджоги. Как музыка, к удовольствию или неудовольствию слушателей без конца звучащая из репродуктора, текло время.

Рамаджоги никак не мог уснуть. Тело его ныло от усталости, а сердце болело от обиды и горя. Он услышал, что кто-то окликает его, и, открыв глаза, увидел склонившуюся над ним Баламани.

— Почему ты не спишь, дочка? — спросил он.

— Я виновата, отец! Я больше никогда в жизни так не поступлю, поверьте! А теперь поешьте немного, потом уснете, — нежно сказала Бала.

— Да, я ведь не ел и не пил с обеда, — вспомнил Рамаджоги. — И ты тоже со мной поешь, дочка!

Как послушный ребенок, Рамаджоги пошел вслед за Баламани через дворик на веранду. Баламани, чтобы не потревожить спящих в доме, не зажгла электричества, а принесла небольшой масляный светильник. Рамаджоги принялся за еду, Бала, сидя против него, заботливо подавала ему блюда. Кружок света лежал между ними. Рамаджоги показалось вдруг, будто в огромном жестоком мире остались только он и дочь и маленький горящий светильник, как крошечный оазис доброты и человечности.

7

Рамаджоги встретил рассвет на автобусной стоянке. Он проводил автобус, идущий в Амбасамудрам, и автобус, направляющийся в Кантапурам. Дочь и зять, жена и сын уехали, он остался один. Солнце уже поднялось над горизонтом и скоро начало палить безжалостно. Рамаджоги шел куда глаза глядят. Он обливался потом, ноги его ныли. Горячий ветер, налетавший порывами, осыпал пылью его одежду и взлохмаченные волосы.