Но он мог бы поклясться: то, что привиделось, было столь же реально, как этот стол перед ним и недокуренная сигарета в пепельнице.
«Я принял желаемое за действительное, — подумал он. — Как всегда. И вот к чему это привело…»
Он глянул на окно — показалось, что уже светает. Вздрогнул. Мысль о том, что наступит новый день, что надо в этом дне что-то говорить и делать, с кем-то встречаться была столь невыносима, что он заторопился. Отвращение к жизни, к себе одолело с новой силой. Он быстро написал письмо жене и дочери, оставил записку для милиции, поднялся, осмотрелся в последний раз, затем вошел в ванную и плотно закрыл за собой дверь.
На кладбище было ветрено и солнечно. Проститься явились немногие. Гроб не открывали — так захотели родственники.
Илья Захарович сказал короткую речь. Старик был расстроен, брови его хмурились. Но говорил он сильно и четко, сказывалась долгая практика. У Филоновой после его слов покраснели глаза, она прятала дрожащие губы в носовой платок.
После Слуцкого выступила Крохина. Людмила Михайловна не пропускала ни одного редакционного мероприятия, сочла нужным отметиться и здесь. Кроме того, по ее словам, с покойным ее связывали «прекрасные рабочие отношения».
Коля Рябоконь скалой возвышался над Крохиной. Он задумчиво поглядывал то на гроб, то на Алину, стоявшую на другой стороне могилы возле матери и Верховцева. Диана жалась к шефу, словно пытаясь спрятаться в его тени. Лицо ее распухло, по нему быстро сбегали прозрачные слезы.
— Она очень красива, — говорила вполголоса Ирина Верховцеву. — Олега можно понять.
— Да, — отвечал Вадим, не поворачивая головы. — Можно… Если бы не это.
Он указал подбородком на гроб.
— Как он смог, не понимаю? И на руках, и на ногах… Чтобы наверняка. Это до чего же он себя довел, чтобы такое с собой сделать?
Ирина вздрогнула.
— Я никогда бы не подумала… Он так себя любил.
— А мне следовало подумать, — сказал с горечью Верховцев. — Он был сам на себя не похож. Но я его не понял. А мог бы спасти, наверное…
— Не вини себя, Вадим.
— Дело не в этом!
Солидным баском заговорил Рябоконь. Его слушали, кивали.
— А что сказала хозяйка квартиры? — спросила Ирина.
— Была очень недовольна, — усмехнулся Верховцев. — Говорила про какой-то пропавший нож… Про то, что забился сток в ванне… Возмущалась, конечно. Дал ей денег, успокоилась. Но поклялась, что больше никогда не сдаст квартиру одинокому мужчине.
— Спасибо тебе за все.
— Не стоит, Ира… Ты же знаешь, я всегда готов помочь.
Стоявшая поодаль сестра Дольникова, рослая суровая женщина, не принимала никакого участия в происходящем. Казалось, она здесь посторонняя.
К соседней могиле приближалась очередная процессия. Многие в ней плакали.
— Наверное, молодого хоронят, — впервые подала голос сестра Олега.
— Скорее всего, — отозвалась вежливо Ирина.
Когда гроб с телом Дольникова опустили в могилу и посыпались первые комья земли, Алина затряслась от рыданий. Мать утешала ее. Вадим стоял рядом и виновато хмурился.
После того как установили деревянный крест и насыпали земляной холмик, подошел Коля Рябоконь, распахнул объятия, прижал Алину к себе.
— Ничего, ничего, — бормотал он. — Крепись, дорогая. Скоро станет легче.
Алина трепыхалась в его объятиях, вырваться из них было непросто. К Ирине подходили сотрудники редакции, говорили положенные слова. Диана подойти не решилась, стояла поодаль, но плакала искренне и отчаянно. Крохина смотрела на нее с укоризной.
— Вот и все, — сказал вполголоса Вадим.
— Да, — эхом отозвалась Ирина. — Все…
Она обнимала притихшую Алину, хотя сама была бледна и с трудом держалась на ногах. Сестра Дольникова до сих пор хранила каменное выражение лица, но в какую-то минуту и в нем что-то дрогнуло.
Члены редакции на минуту задержались у могилы — отдать последний долг покойному. Затем шеф повернулся и направился к выходу. За ним потянулись остальные.
Взглянув на Диану, Верховцев сделал незаметный для окружающих знак. И она, чуть помедлив, слабо, но отчетливо кивнула в ответ.
Спустя две недели Вадим и Диана сидели в кафе на Карла Маркса. Был очень теплый день, как это иногда случается в конце сентября. Перед Верховцевым стоял бокал вина, Диана пила кофе.
— Так странно, мы здесь, а Олега нет, — сказала она, глядя через стекло на проезжающие автомобили.
— Да, — отозвался Вадим. — Странно.
— Я все думаю и не могу понять, почему он это сделал?
— Зато я понимаю…
Диана перевела взгляд на него.
— Объясните.
— Не смог перетерпеть. Минутный порыв. Обычно такое проходит. Налетает на какое-то время, затем исчезает. Надо лишь немного подождать. Впрочем, — он усмехнулся, — иного много.
— Похоже, вы знаете, о чем говорите?
— Знаю.
Они помолчали. Рядом негромко переговаривались посетители — почти все столики были заняты.
— Чем вы занимаетесь сейчас? — спросил Верховцев.
— Работаю, — ответила Диана. — Бегаю, пишу… Как всегда.
— В редакции проблем не возникло?
— Нет, — она отвела глаза. — Все хорошо.
— Помните, вы говорили, что хотите стать писателем? — сменил тему Вадим.
— Да, — оживилась Диана, — хочу.
— Может быть, вы уже что-то написали?