Городская сюита

Сидел недолго — злоба, душившая его, заставила снова подняться. Опираясь о стену, добрался до кухни, сел на стул. Вылил в чайную кружку остатки водки, выпил залпом, закурил.

Стало чуть легче, избитое тело расслабилось. Он уже определил, что руки и ноги целы, что лицо превратилось в кашу, пара ребер наверняка сломана, а слева отбит какой-то важный орган. Но дышать он мог почти нормально, и ходил почти прямо.

Мыслей особенных не было. Только ярость поднималась такая, что он ни о чем не мог думать, кроме одного: отомстить. Отомстить во что бы то ни стало! А там будь что будет.

Перекурив, Дольников поднялся. За окном было совсем темно, по подоконнику барабанили капли дождя. Он открыл ящик кухонного стола, нашел большой нож — тесак для разделки мяса. Взяв его, снова сел к столу передохнуть.

Телефон лежал перед ним — забыл его перед выходом. Олег вяло подумал о том, что можно было бы сейчас кому-нибудь позвонить. Но — кому? Диана от него отключилась. Верховцев отвернулся. Ирине звонить не будешь, а больше — некому. Можно было набрать Максима — его номер остался в памяти телефона.

«Возможно, он ждет моего звонка, — подумал Олег. — Что ж, пусть подождет. Скоро я буду…»

Плана у него не было. Только доехать до дома, в котором жил Максим, подняться наверх и позвонить в квартиру. А там…

Олег спрятал нож во внутренний карман пиджака, без колебаний пропоров ткань подкладки. Сунул в другой карман мобильный телефон. Он действовал спокойно, почти как робот. Боль убила эмоции, хотелось быстрее добраться до места и выполнить задуманное.

Перед выходом он умылся, затем замер на минуту, рассматривая в зеркале свое изувеченное лицо.

— Славно потрудились, — прошептал он.

И, глянув на себя в последний раз, сказал громко:

— Пора.

Город был пуст и темен. Дождь шел не густо, но так монотонно, что не оставалось надежд на скорое его завершение.

Подгоняемый нетерпением, Олег гнал машину вперед, лишь усилием воли заставляя себя выстаивать положенное время на светофорах. Ненависть ослепляла, он видел перед собой взгляд Максима, его кривую улыбочку — и нога сама жала на педаль газа, ускоряя момент встречи.

«Я тоже посмотрю тебе в глаза, — думал Олег. — Еще как посмотрю! И вряд ли тебе будет до улыбок…»

Чтобы уменьшить риск встречи с автоинспекцией, он поехал не совсем привычным маршрутом, свернув с проспекта Независимости к Комаровскому рынку. Там, то и дело поворачивая, понесся по пустынным улицам, радуясь тому, что никто ему не мешает.

«Ничего, — шептал он себе, — уже недалеко… Главное, чтобы он был дома. Чтобы они оба были дома!»

Почти не снижая скорости, Дольников резко повернул на очередном перекрестке влево, — и вдруг ему показалось, что перед ним на переходе мелькнула фигура ребенка. Не успев ни о чем подумать, он вывернул руль вправо, одновременно нажав на педаль тормоза — и мощный удар швырнул его вперед.

Спас ремень безопасности. «Форд» вылетел на тротуар и врезался в массивную бетонную клумбу.

Выбравшись через пару минут из салона, Дольников увидел, что вся передняя часть машины смята. Лобовое стекло треснуло и частично осыпалось. Из-под капота шел дым.

Удар был такой силы, что тяжелую клумбу сдвинуло и опрокинуло набок. Земля вместе с цветами рассыпалась по асфальту. Поблизости никого не было. Перекресток был пуст, как и прилегающие к нему улицы. Дождь разогнал прохожих, только вдали виднелась пара мокрых зонтиков.

Олег еще немного постоял, ощупывая разбитую о баранку грудь, затем, прихрамывая, пошел прочь.

«Скоро здесь будет автоинспекция, — думал он. — Допрос, обследование на алкоголь, протокол, возня с машиной…»

— Только не это, — шептал он, уходя все дальше от брошенного «форда», — только не это. Не сейчас, только не сейчас…

Он зашел за угол ближайшего дома, спрятался в его тени и выглянул. Возле машины уже стояли два человека, один, кажется, звонил. Задерживаться здесь не имело смысла. Олег направился в сторону дома.

Все было кончено. Ясно, как никогда, он видел всю глупость затеянного. Куда он летел, к чему так рвался? Нож зачем-то взял… Олег вынул нож и зашвырнул его за какой-то забор. Что он хотел сделать этим ножом? Разве хватило бы духу? И что он доказал бы этим своим поступком?

— Глупость, — шептал Дольников, шагая по асфальту и придерживая отбитый бок. — Какая глупость! Что я делаю? Зачем я здесь? Кем я стал?

Он тяжело дышал и садился отдыхать на скамейки на автобусных остановках. Дождь глухо барабанил по крышам, прыгал по лужам, шумел в листве деревьев. Людей было мало, никто не смотрел друг на друга. Отдохнув, Дольников шел дальше, во что бы то ни стало стремясь добраться до своего дома. Дождь насквозь промочил его, тек струйками по лицу, но он не замечал этого, поглощенный болью и острым желанием поскорее все закончить.