Городские истории (СИ)

Он помнил этот калейдоскоп эмоций так ярко и отчётливо, будто это было вчера, а не четыре года назад. Недоверие. Возмущение. Страх. И бессильную, отчаянную злость. Как легко для Кости оказалось разрушить всё, что они с женой создавали всю свою жизнь. Пустить под откос не только своё будущее, но и их, и своей младшей сестры.

Его тогда так затопило злостью, что он не сразу уловил смысл «щедрого предложения» генерала Трунова, как тот представился. Действительно, в Москве можно было многое порешать с помощью «щедрых предложений», уж ему-то, в МЧС, это было слишком хорошо известно.

Да, вариантов обойтись без тюрьмы не было – он бы и сам не стал о таком просить. Щенок должен был получить по заслугам за свои дела. Но за предложение не сообщать об этом приговоре в судебный департамент и МЧС он не мог не ухватиться. Пары вдохов и выдохов хватило, чтобы основная волна злости отошла на второй план. Настолько, что он, скрипя зубами, добавил в «щедрое предложение» нужные уточнения про срок. Шесть лет вместо десяти стоили примерно половину от первоначального варианта, с учётом того, сколько нужно было вносить на зону каждый месяц. Как бы он зол на Костю ни был, обрекать его на десять лет в условиях, из которых он выйдет смертельно больным инвалидом, у него не поднялась рука. Сколько бы это ни стоило.

- Ты сам не свой второй день, – его жена, Елена, спокойно поставила перед ним чашку с чаем и присела рядом, обрывая пространный поток воспоминаний и сожалений, которые вертелись в его голове безостановочно с того злосчастного телефонного звонка. Под её пристальным, испытующим взглядом он бессильно закрыл глаза и опустил голову на руки.

Как бы он ни хотел уберечь её от новых нервных потрясений, но после прямого вопроса, скрывать от неё такую информацию он не смог.

*

Сергей и сам стал замечать меленькие несостыковки, ещё до того, как Елена, с присущей судьям с тридцатилетним стажем основательностью и внимательностью к деталям, стала задавать всякие вопросы, на которые у него не находилось ответов.

Конечно, тогда он проверил информацию. Вытащил старого друга, начальника одного из райотделов, на разговор за бутылкой коллекционного французского коньяка за ползарплаты. И распечатку с ментовской базы видел своими глазами – статья 228.1 часть 4, всё чётко.

Смотреть приговор он не стал, было слишком противно. И не хотел привлекать внимание к этому. Елена тем более не стремилась показывать в своих кругах интерес к этому приговору. Они знали только, в какой колонии он сидел – в соседней области, строгий режим, как положено.

Ни письма, ни весточки от него за все четыре года они так и не дождались. И сами не писали, не желая выворачивать душу на потеху всему тюремному начальству и соседям по камере, и светить фамилии с адресами.

Только Настя писала, она всё не могла поверить, что её братик, всего на три года старше неё, действительно, походя разрушил ей будущее в судебной системе, которое она так старательно с матерью распланировала. Ни на одно её письмо он так и не ответил, хотя она посылала с конвертами и марками, как положено.

Через год Настя в первый раз сорвалась и поехала к нему на свидание. Хотела высказать в глаза всё, что о нём думала. Но только вернулась ни с чем, наткнувшись на расписание свиданий за несколько месяцев вперёд. Но упорства ей было не занимать, как и матери, и она всё-таки записалась.

Первый звоночек был тогда, когда Настя растерянно вернулась и два месяца спустя, когда приехала на свидание честно по записи, и наткнулась на санитарный день. Записалась ещё раз, через два месяца, поскандалила, и снова вернулась ни с чем. Елена тогда чуть заметно сдвинула брови и очень внимательно посмотрела в глаза своему нахмурившемуся мужу.

Сергей сквозь зубы прорычал вопрос на очередной передаче взносов в тюрьму, но Трунов только безразлично пожал плечами, отмахнувшись от него – там своя система, его дело маленькое. Обязательства выполняются, а про свидания уговоров не было. А что не пишет – так может, стыдно ему. Кому бы не стыдно было на его месте.

Настя пыталась пробиться на свидания каждые два месяца. И каждый раз была разная причина для отказа: карантин, наказания, неправильно заполненные документы, отсутствие начальника, санитарный день. Пару раз её всё-таки пропустили в комнату для свиданий, где она сидела по часу, пока ей не говорили, что он отказался выходить к ней.

Морщинка между бровей Елены чуть заметно углубилась, но она быстро заняла светлую голову дочери более насущными делами – двумя параллельными образованиями, и времени на бесполезные поездки в тюрьму не осталось.

Но неприятный осадок от всей этой ситуации остался не только у девочки, не знающей, как работает система. Сергей не обсуждал это с Еленой, но взгляды, которые кидала на него жена, были слишком красноречивыми.

И этот телефонный звонок с таким искренним недоумением в тихом, знакомом голосе – «Я не сидел ни в какой тюрьме», поднял эти вопросы с новой силой.