Городские истории (СИ)

Она представляла, как это выглядело в глазах Марины: о, прекрасно представляла! Видела и это растерянное недоумение, и боль от несправедливой обиды. И осторожную попытку предложить ей помощь психолога, даже после того, как она с ней поступила. «Я понимаю, что не имею права вмешиваться в твою жизнь. Но ради себя самой, обратись к профессионалу! Тебе нужна помощь».

«Не поможет мне никакой профессионал», – писала Лена в заметках, понимая, что не сможет нарушить прямой приказ альфы и ответить ей лично. «Я представляю, что ты теперь обо мне думаешь. И правильно».

Запоздалое раскаяние от Димы её даже не тронуло: что, теперь можно было бежать к Марине и говорить, что «хозяин» разрешил нам снова встречаться, давай быстрее, пока опять кто-нибудь не запретил?». Противно было даже думать об этом.

А когда она увидела на пороге своей комнаты Марину, в слезах, и угрюмо стоящего позади неё брата, она не могла поверить глазам.

Маленьким вихрем та подлетела к ней и обняла так крепко, что почти рёбра затрещали. И всё повторяла: «Прости, что я была такая глупая! Прости, я должна была сама догадаться!».

- Я всё рассказал, – тихо буркнул Дима, – С разрешения родителей и руководства клана. Это теперь не тайна, так что… – Он неопределённо пожал плечами и вышел из комнаты, оставляя Лену переживать повторно самый счастливый момент в своей жизни.

*

На кладбище было немноголюдно. Пара ветеранов ВДВ, организовывающих похороны сослуживцев, которых больше некому было хоронить, и генерал Филиппов. Карпов заставил себя не оборачиваться в его сторону, хотя чувствовал взгляды, которые тот на него кидал.

Шмон в силовом блоке ФСБ стоял такой, что всем оказалось не до похорон командира. Свою бы жопу уберечь, особенно когда стало понятно, что половина отряда пойдёт всё-таки по уголовке, за те мутные дела, которые Данил успел натворить.

А сам Карпов смотрел на скромный памятник и свежую могилу с традиционным флагом ВДВ, и молча курил, выдыхая с горьким дымом нерациональное и бессмысленное сожаление. Не к месту Данил Захаров оказался в мирной жизни.

А сам он, Карпов, после такого бесславного окончания собственного карьерного пути, которому посвятил половину сознательной жизни – к какому месту здесь остался?

Светка, с которой всё-таки, время от времени, было неплохо просто полежать рядом, ощущая тепло и привязанность – после его резкого разрыва даже слышать о нём не хотела, демонстративно полив ненавистью в «прощальном письме» перед блокировкой во всех мессенджерах. И, судя по фотографиям в соцсетях, недолго горевала – нашла себе какого-то бизнесмена.

Бывшие коллеги после неприглядного увольнения предусмотрительно поудаляли его из всех групп и ни строчки не писали – как он там, собирается в тюрьму или пока нет?

Друзей из-за такой работы у него как-то не осталось: какие тут друзья, когда домой приходишь только отсыпаться, пьёшь с коллегами, а в остальное время работаешь?

А тихой неприязни и ненависти от всех встречных оборотней ему хватало: вот уж чего не жалели. Уставал он от этого.

Да, понятно было, что его так ненавязчиво «выдавливали» в Москву: смотри, видишь же, что тебе здесь не место! Никому ты здесь не нужен, тебя все ненавидят! А кто не ненавидит – презирает или опасается, с бетами он тоже встречался иногда.

Видел он это всё. И всё же, не хотел он туда. Не хотел скатываться в то, во что превратился Захаров.

Он поёжился от холодного ветра и отголосков потусторонней энергетики Смерти, которую он теперь так ярко ощущал на кладбище. И почти вздрогнул, когда на его плечо легла чужая рука.

С удивлением посмотрел на мрачную Екатерину, которая распустила свою энергию вокруг них как тёплый плащ, прогоняющий промозглую стылость Смерти.

- Если постоянно ходить с таким закрытым полем, оно выгорит.

Он осторожно пожал плечами, переводя взгляд вдаль. Спрашивать очевидное «А вам какое дело?» он не стал. Не хотелось ничего говорить.

- Завтра полнолуние.

Карпов молча стоял на месте, не понимая, к чему она вдруг решила очевидные вещи напомнить. Он всё для себя решил. Неужели не понятно?

*

Генерал Филиппов даже не думал, что это будет так приятно – в открытую собрать за одним столом жену, старого друга Фёдора Артамонова и говорить безо всяких тайн и иносказаний, чем же закончился этот насыщенный год в новом городе и в новой должности.

Валентина приняла известие о повышенной пушистости мужа с безоговорочной радостью – всем женщинам нравятся кошки. Особенно такие домашние, как собственный муж.

А Фёдор с искренним изумлением слушал краткую выжимку из последних новостей в ФСБ.

- Надо же, я даже внимания не обращал на кадровые вопросы, – он с сожалением покачал головой. – Даже не думал, что таких пропустить могут…

- Там не только кадры виноваты, Федь, – тяжело вздохнул Геннадий. – У нас же никаких госпрограмм для послевоенной реабилитации нет. Людям перемалывают психику и выкидывают в «мир». А они не умеют жить в «мире», когда в голове всё ещё война осталась. Вот и получается такое.