Городские легенды

Перед смертью Иван Иванович недолго мучился. Гораздо мучительней была его длинная нескладная жизнь. С детства его шпыняли и третировали все, кому не лень: соседские мальчишки, одноклассники, родители, учителя; затем подключились однокурсники, коллеги по службе в свое время выступили на авансцену, соседи не преминули обозначиться, жена и ее многочисленная родня внесли весомую лепту, собственные дети вовсю порезвились, всякого рода проходимцы, клевреты и клеветники отметились, врачи из районной поликлиники, бюрократы из Собеса, водители общественного транспорта, милиционеры, продавщицы, парикмахерши, кассирши, контролерши, воспитательницы детских садов, уличные хулиганы и даже уличные проститутки… словом, все по очереди поиздевались над несчастным Иваном Ивановичем. И все потому, что у Ивана Ивановича был ангельский характер, точнее, у него вовсе не было никакого характера. Он никогда не умел постоять за себя, никому не мог дать отпор. Так и жил – тряпка тряпкой, о которую вытирают ноги, а иногда даже и плюют. Одна и была у Ивана Ивановича светлая надежда – поскорее попасть на тот свет. В Бога, он, в общем-то, не верил, вернее, не мог эту высокую материю постичь. Но ему и простительно. Гораздо более глубокие умы и сильные характеры, известные всему миру мудрецы, так же как и он, не понимали Бога и даже открыто в этом признавались, говорили, что это все непознаваемо и непостижимо нашему ограниченному уму. Иван Иванович и не тщился. Но вот идея загробного мира сама по себе, перспектива вечного блаженства ему очень импонировала. Конкретно, то место в святом писании, где недвусмысленно говорилось о том, что все смирные и тихие обязательно будут на том свете вознаграждены. За все их мытарства на грешной Земле они получат полную сатисфакцию в виде вечного счастья и нескончаемой любви. Опять же, он как-то смутно представлял себе загробный мир – ничего конкретного, скорее, какое-то расплывчатое облако, мистический туман – но добрый такой туман, ласковый и теплый, доброкачественное облако, пушистое и мягкое, которое плывет себе по небу, а на нем сидят, свесив ноги, Божьи угодники и тихо радуются без повода и без причины – тому, быть может, что они умерли, наконец, отряхнули с себя прах земной и теперь блаженствуют верхом на водяных парах и не чувствуют за собой никакой вины, никакого долга, никаких угрызений совести и никакого страха – совсем ничего, кроме тихой радости и неземного умиротворения.

Поэтому Иван Иванович принял собственную смерть легко и даже охотно, торопил последние секунды, старался глубоко дышать, чтобы ненароком задохнуться и сразу отлететь. Настолько осточертела ему земная жизнь, что хоть в петлю. Но самоубийц, он слыхал, в Рай не пускают. И он терпел до последнего, надеясь и веря, что его мучения и унижения, его страдальческая жизнь послужат пропуском в райские кущи. И когда наступила долгожданная агония и он стал дышать как загнанная лошадь, когда грудь его вдруг с чудовищной силой изогнулась, так, что ребра затрещали, и разом потемнело в голове, он подумал со злорадным с торжеством – "и это зачтется! Зачтется!". Все будет взвешено на высших весах справедливости, когда придет тому черед.

И поначалу все пошло как нельзя лучше. Сразу же после того, как Иван Иванович испустил дух и мертвенная бледность разлилась по его перекошенному лицу, а родственники, втихомолку чертыхаясь и мысленно плюясь, пошли вон из душной комнаты с чадящими свечами, вырвавшаяся на волю душа его, не желая ни одной секунды оставаться в бренном теле, поспешно отделилась от мертвой оболочки и ринулась вверх – туда, туда, откуда льется неземной свет и доносится музыка высших сфер. И ангелы – о Господи! — ангелы уже летят ему навстречу! Как хорошо! Как легко! Как божественно! Спасибо тебе, Вседержитель, за то, что не обманул Ивана Ивановича в его сокровеннейших чаяниях, не посрамил своего высокого звания и разрешил сомнения. Видать и вправду не зря он столько лет страдал в этой клоаке, от которой он теперь с такой поспешностью улепетывал. И странно ему было – зачем он так долго мучился на Земле? Нешто нельзя было сразу его на небо определить? Хотя, чего уж теперь. Было и прошло. И черт с ним!