Городские легенды

Она потыкала пальчиком вверх:

— Там такое понастроено, чего никогда не бывало ещё в мире. Города, заводы всякие. Недавно молодая кикимора смотрела как дети играют, а они уронили с пристани чего-то. Ну, она, молодая, глупая, нырнула. Смотрит — сколопендра! Огромная. Она зубами хвать — а ни вкуса, ни запаха. Чуть не сдохла потом от заворота кишок. Не настоящая была, сколопендра-то.

— Ну а причем павук?

— Как причем? Раньше вы жили себе, а мы при вас. Потом вы все поменяли. Яды всякие. Химия. И мы меняться начали. И вот, нашелся вот такой вот. Павук, одно слово. Что с ним делать, я не знаю. Это вашим, человечьим умом надо понять. Как сделали, так и убирайте.

Она ушла, шурша лапками, а Максим направился туда, где по словам кикиморки должно было оказаться логово Верёвочника.

Запах тления и сухой травы он уловил ещё с поворота. Как и сказала кикимора, логово было устроено в конце тоннеля, за заброшенным депо. Тут было сухо и пахло приятно. Максим вошел в небольшое помещение и остановился.

Тела девушек были тут, лежали на полу, белые, туго спелёнатые. В другом углу раздавалось шуршание. Верёвочник опутывал последнюю жертву — Рому.

Тот был жив, издавал слабые стоны.

— Отпусти его, — посоветовал Максим.

Верёвочник услышав его шаги, повернулся. Изо рта свисала шелковистая нить. Он оторвал её лапой, которая торчала из-за спины. Встал, скинул куртку. Там, где у людей спина и лопатки у него вдруг оказались длинные, коленчатые, паучьи ноги, которые вознесли его вверх на полтора метра.

Максим не впечатлился — ноги были тонковаты для такого тела и плохо держали его.

— Что, не получается? — он указал на девчонок.

Верёвочник сбросил очки, под ними оказались фасеточные, чёрные глаза:

— Они не подходят мне.

— И ты решил отложить яйца в мужчину, раз уж женское тело не годится?

— Может быть, твоё тело подойдет… Я буду пробовать, пока не найду пару.

— А может быть ты сам по себе такой урод, что тебе нет пары? Может быть тебя вообще не должно быть, а? — спросил Максим, сбрасывая рюкзак.

— Тебе нечем меня остановить, — сказал Верёвочник.

Перебирая лапами-палками кинулся к нему. Двигался он молниеносно, не успел Максим опомниться, как его зажали в углу:

— Вот и всё, — прошамкал Верёвочник.

— Мы тебя породили, мы тебя и убьем, — сказал Максим и быстрым движением вытащив из карманов баллончики сперя интексецида, выставил их вперёд.

Спрей густой вонючей струей ударил прямо в фасцетный глаз. Миг, и паучьи лапы подогнулись. Существо попятилось, раздался визг, ноги подломились и оно отползло, скребя по полу пузом. Максим двигался следом. Давил на клапаны обеими руками. Как сделали, так и убирайте, сказала кикимора. Что ж, кажется, способ есть.

Верёвочник выставил передние лапы, молотя ими в воздухе. Максим плеснул на него бензина, чиркнул спичкой и отбежал. Верёвочник взорвался, как будто внутри был порох. Горящие ошметки разлетелись по всей норе. Вонючий дым полез в нос и пригибаясь, Максим подхватил Рому и поскрее вытащил его на свет, а затем вернулся за девчонками.

Не зачем им лежать в этой проклятой норе, даже если умерли. Он положил их на траву рядышком — Рому, Таню и ещё одну девушку, которую украли из Бора. Ножом срезал нити.

— Макс… — Рома открыл глаза, увидел его. — Он меня одурманил…

— Всё хорошо, выкарабкаешься! — проговорил Максим.

Рома сухими губами проговорил:

— Как они? Девушки? Там были…

— Они тут, не волнуйся!

— Живы?! — Рома пытался повернуть голову.

Максим тем временем разрезал прочные, скользкие нити на груди у Тани. Резал, кромсал. И вдруг она слабо кашлянула. Пискнула, но в сознание не пришла.

— Жива! — радостно крикнул Максим. ‑ Жива, Танюха! Таня, не вздумай помирать! Ты мне ещё должна тыщу, между прочим!

Потрепав её по щеке, он бросился к третьей жертве, свободной рукой набирая сто двенадцать.

Рома пришёл в себя быстро, спустя всего пол дня. Выписать его должны были уже на завтра. Максим зашел к нему сразу после допроса в полиции, поставил на тумбочку сок:

— Пей, поправляйся.

— Спасибо, друг! Я-то в норме. С девчонками всё сложнее, но жить будут, обе, — сказал Рома и улыбнулся:

— Ты всех нас спас. Спасибо. Я твой должник.

— Я из отдела, сказал, что нашёл вас случайно, что маньяк совершил самосожжение.

— Ритуальное?

— Пусть будет ритуальное, — пожал плечами Максим. — Ты как? Я имею в виду психологичсески? Что-нибудь помнишь?

— Помню, — нахмурился Рома. — Это шандец, конечно, что я помню. Если б я сам не видел, я бы не поверил. А он один такой был, или их толпа таких, Макс?

— Говорят, был один. Уникальная жертва современного химического производства.

— Кто говорит? — тут же спросил Рома.

— Кикимора местная. С Пырьевского озера.

— Кикимора… — проговорил Рома и лёг обратно. — Ну и как с этим жить?

— Я не знаю, — развёл руками Максим. — Я не хотел ничего такого, понимаешь? Жил себе, ни тужил. И вот, с весны я в этой теме как в болоте застрял. Не поверишь, это третья тварь, которую я встречаю.

— А я хочу забыть, — проговорил Рома. — Я такого не вынесу просто. Сейчас я думаю, что всё это был сон, а потом в это поверю.