– Да, – ещё шире заулыбался канадский поп. – Но не смог избегать искушения и скататься в Москва. Я мечтать о Россия, when I was a child. С младых ногтей, вот! Вы любить спорт?
– Не очень, – рассеянно ответил Данила, тоскуя на красном светофоре на пустом пешеходном переходе. – К нам мало кто культурный едет. Или туристы-экстремалы, или бизнесмены. А тут целая спортивная делегация из Канады. Всем интересно.
– Особый город, – с готовностью кивнул канадец. – Первый, где agree… договориться… заключать Нечистый мир, да? Я изучать история Россия. Родина grandpa – это важно.
– Важно-важно, – покивал Данила. – Я тоже из этих мест. Родился здесь.
Положим, родился Данила на двадцать вёрст южнее, где сейчас промзона. А помер здесь. Ещё до Нечистого мира – соглашения о сотрудничестве между нечистой силой и коммунистами. Уж до того раздрай в стране дошёл, что даже бесам стало тошно. Пришлось из ночной тени выходить, с людьми договариваться, лишь бы какой порядок навести.
О смерти своей Данила вспоминать не любил. Как били всей деревней за кусок хлеба: бабы били, старики били, даже дети глядели издали… Били не за украденный каравай – вымещая зло и страх многолетних неурядиц на подвернувшемся под горячую руку бродяжке. Как очнулся он, засыпанный землёй за оградой кладбища, – не на святой же земле вора хоронить? – и ни мысли в голове, только голод, ужас и ярость. Как в себя пришёл в доме той бабы, что за краюху чёрствую вой подняла, словно оборотень в полнолуние. И кровь, кровь везде – на стенах, на руках, на рубахе рваной… И огненные взгляды икон из красного угла жгли, пугали, возвращали разум.
А не сняли бы крестик с шеи перед тем, как закопать, не позарились бы на кусочек серебра, – не встал бы ночью Данька, голодный бродяжка пятнадцати лет, из родного дома родным дядькой выгнанный.
– You okay? – пробился сквозь шум в ушах чей-то обеспокоенный голос. И с чего это радио вдруг по-английски заговорило? – Sir, are you okay?
Тьфу ты! Это ж поп канадский. Данила уже в третий раз зелёный свет пропускает, вот пассажир и забеспокоился.
– Сейчас поедем, – упырь взялся за руль. – Вы уж простите, ваше преподобие. Завспоминался. Сейчас поедем.
Широкая улыбка канадца приобрела сочувствующий оттенок. Данила разозлился про себя и любезно оскалился в ответ, показывая клыки. Преподобный чуть спал с лица.
На площади Революции, поворот налево с которой вёл на мост через реку, упырь достал из кармана на двери плоский холщовый мешочек, бросил под ноги. Повозил кроссовками, чтобы под педали не забивался.
– What is? – полюбопытсвовали сзади. – Что это есть?
Быстро очухался поп.
– Земля, – буркнул Данила. – С моей могилы, ваше преподобие. Нам, упырям, с текучей водой сложно.
– Я знать, – пассажир кивнул головой несколько раз. – У моя церковь есть кладбище, там family склеп вампир. Дэмиен и Оливер, они не ходить к реке. Никогда. Я носить корм для кролик.
– Вампиры в склепе кроликов разводят? – не поверил Данила. – На еду, что ли? Неужели в Канаде с донорами беда?
– Кролик is a pet, – терпеливо пояснил иностранец, не отрывая взгляда от монумента посередине площади. Человек, бес и упырь в шинелях с винтовками, волк у их ног. Бетон, гранит и мрамор.
Поп прикоснулся рукой к стеклу, словно хотел потрогать мемориал, и перевёл:
– Любимец. Кролик – любимец вампир. Он белый и пушистый.
– В память о войне. Великой Отечественной. Я воевал тогда, – Данила снова почувствовал липкое прикосновение тоски. – Ярчук – оборотень мой знакомый – мины вынюхивал. Его контузило под конец. Я продовольствие и фураж возил, тогда баранку крутить и научился. Бои нас краем задели, а всё равно…
Что всё равно, уточнять не стал. Крепче вцепился в руль и поехал полегоньку по мосту. От ощущения текущей где-то там внизу реки по хребту гуляли кусачие мурашки. Холод могильной земли под ногами отгонял панику. Уж спасай, родимая! Нам ещё обратно ехать и до рассвета успеть.
Уже за мостом, поворачивая в Апостольский тупик, Данила сообразил:
– Демьян и Оливер? Семья? Отец с сыном вместе померли? Не повезло мужикам…
– No, – улыбка канадского попа стала холодной и надменной. – Дэмиен и Оливер married. Супруги.
– Касьян Глазник помилуй! – потрясённо прошептал Данила. Потом опомнился, выскочил из такси и подал попу чемодан. – Вот, ваше преподобие. Спасибо за поездку. Да что я говорю…
И поморщился, когда поп по привычке попытался его перекрестить. Хорошо хоть руку придержал преподобный.
Весь путь до дома Данила хмыкал озадаченно и качал головой. Не водилось на Руси, чтобы у упыря семья была. Помер в одиночестве, восстал в одиночестве, в одиночку и мыкайся до Страшного суда. Это у Дракулы невест без счёта, так на то он и граф книжный.
Солнышко уже готовилось выглянуть из-за горизонта, когда Данила как ошпаренный ворвался в квартиру и опустил тяжёлые шторы. Окна упырь на ночь открывал, чтобы выветрился пыльный запах пустой бетонной коробки.