Городские повести (Игра в жмурки - Кот–золотой хвост - Последний шанс плебея)

«Нет! — закричало в нем. — Нет!»

Это было так страшно, что должно было что-то случиться. И случилось: пришла она.

Она никогда не приходила так рано, было всего только двенадцать часов. На плечах ее было клетчатое осеннее пальтишко, рыжие густые волосы — в мелких бусинках дождя.

— Извините, — сказала она поспешно, задыхаясь еще от бега по лестнице. — Извините, Николай Николаевич, мне надо с вами поговорить.

Подбородок Николая Николаевича подпрыгнул, губы задрожали. Помертвев, он присел на край стола. Шаровая молния за стендом, радуга между книжными полками, синий дождь с потолка — ничто не могло уже удивить Николая Николаевича: она назвала его по имени, это было все.

Щеки Николая Николаевича загорелись, сквозь стекла рабочих очков они казались круглыми, как райские яблочки. Лицо от восторга приобрело глуповатый и дерзкий вид.

- Да? Я весь внимание, — сказал он как бы с вызовом. — Что вам угодно?

- Не надо так, Николай Николаевич, проговорила она печально, с видимым удовольствием выговаривая его имя. Одного воспоминания об этом хватило бы ему на всю жизнь. — Вы, конечно, должны меня презирать, я вас очень подвела.

- Почему же? — чужим, каким-то писклявым голосом сказал Николай Николаевич. — Презирать вас я никак не могу.

— Я пришла, чтобы сказать вам: не думайте обо мне плохо. Я не спала всю ночь.

Она отвернулась и шмыгнула носом.

— Простите меня, пожалуйста.

Из комнаты в комнату бесшумно прошла Анечка. Она вся скособочилась от тяжелой стопки книг, которую несла.

— Я на вас не сержусь, — быстро сказал Николай Николаевич. — Тем более что...

Она ждала.

— ...тем более что меня все равно переводят на абонемент. Ведь вы не ходите в абонемент?

Она молчала.

— Значит, мы больше не увидимся.

— Да? — сказала она наконец. — Жаль. И ушла.

«Вот тебе и открытый доступ», — сказал себе Николай Николаевич.

Он понуро подошел к стеклянной двери, заглянул в зал. Там полно было школьников второй смены, забежавших перед уроками, чтобы что-нибудь друг у друга «скатать». Была здесь престарелая пенсионерка, увлеченно склонившаяся над «Новым миром». Было трое-четверо диковатых студентов, засевших с утра: в двадцать два сорок пять их придется чуть ли не под руки выводить из зала, а они, упираясь, будут перелистывать на ходу учебники. Привычная утренняя публика... Вечером пойдут другие: старшеклассники — готовиться к сочинению (часто целым классом, и это хуже всего, потому что в зале начинается содом — смешки, записочки, чуть ли не хоровые песни), студенты — рассеянно листать монографии или «с ушами» уйти в сопромат, пять-шесть читателей, знающих и следящих, с ними Николай Николаевич особенно любил работать. Что в абонементе? Выдавать засаленные детективы, разрозненного Конан-Дойла, случайную фантастику... Второсортная работа.

8

Кот услышал, наверное, как звенели ключи, вышел навстречу из комнаты и сел столбиком на пороге.

- А, явился, — сказал он добродушно, и Николай Николаевич удивился еще раз его сипловатому голосу. — Хотел я тут тебе порядок навести, да тряпки не нашел. Как же ты живешь без тряпки?

- Так вот и живу, — усмехнулся Николай Николаевич. — Я, брат Степа, и без многого другого живу.

- Что так рано сегодня? — спросил кот, пропустив мимо ушей последнее его замечание.

- Приболел, — угрюмо ответил Николай Николаевич, разуваясь у входа. — Отпросился.

- Ах ты, мать честная, — сокрушенно сказал кот. — Что за лихоманка к тебе привязалась? А я-то хотел тебе дельце одно поручить...

- Что за дельце?

Они оба, Николай Николаевич, а по пятам за ним кот, прошли на кухню.

- Так, реестрик один составить.

- Какой реестрик? — удивился Николай Николаевич.

- Да вот... — замялся кот. — На мне тут большая материальная часть висит. Я у них вроде завхоза.

- У кого «у них»? — Николай Николаевич растерянно сел на стул. — Что ты мелешь, Степа?

Кот обиделся.

— Ну, мелю не мелю, не твоего ума дело, — высокомерно ответил он. — Хотел тебя попросить, да закаялся.

— Брось, Степан Васильевич, — примирительно сказал Николай Николаевич. — Я вон рыбки тебе принес.

Покобенившись еще минут пять-шесть для порядка, кот пошел на примирение.

- Надо мне порядок навести в своем хозяйстве, переписать кое-какой инвентарь, что ли. Стар становлюсь, путаю много. Посулю кому — ан нету, выдано или утрачено. Ты человек образованный, помоги старику.

- Какое же у тебя, старика, имущество? — устало спросил Николай Николаевич.

- Ну как то есть «какое». Конечно, не то, что раньше, утратил многое, но есть еще кое-что, уберег.

- Да где же твое имущество?

- А вот поедим, тогда. У тебя, я чай, от голода кишки спеклись.

- Тебе в угол на полу или за столом будешь есть?

- За столом, коли не брезгуешь.

Поужинали. Кот ел аккуратно, не чавкая, только сопел немного да время от времени поправлял лапой сползавшие с тарелки куски. Табурет был низковат, и Николай Николаевич принес и подложил ему подушку. За столом вели неторопливую беседу.

- Ну, с работы тебя не выключили пока?

- На абонемент перебросили.

- Это что же, понижение али как?

— Да уж не повышение.

Кот негодовал.