Городские повести (Игра в жмурки - Кот–золотой хвост - Последний шанс плебея)

— Постой, постой, — потирая лоб рукой, сказал старик. — Дай сообразить. Открытый доступ... к чему?

— К книгам, конечно.

— К книгам? — Старик поднял брови, помедлил, захохотал. — К книгам, говоришь? Открытый доступ к книгам? С ума сошел! Да бронированные двери надо сделать у книгохранилищ! Замуровать их наглухо! Фотоэлементы поставить, и никакого доступа ближе чем на десять шагов! Открытый доступ к таким ценностям, с ума ты, мой мальчик, сошел! Да я против этого как раз и борюсь! Меня Скупым Рыцарем называют. Поверить не могу, что в молодости я был так глуп и наивен... И вот что я тебе еще скажу, — он воровато огляделся. — Тут тебе со временем придет в голову идея художественную прозу писать. Пополнять, так сказать, тающий книжный фонд своими, так сказать, руками. Не вздумай! Ошибешься сильно!

— Так, — сказал Николай Николаевич. — Что же мне теперь вы делать прикажете? Продолжать бороться за доступ, который отомрет? Или сразу махнуть на него рукой?

— Вот как раз махнуть рукой ты не сможешь, — с удовольствием сказал старик.

— Ну да, я понимаю, — Николай Николаевич наморщил лоб. — Причинно-следственная зависимость необратима.

— Мудришь. Дело не в зависимости, дело в тебе самом. Не сможешь ты махнуть рукой на то, что считаешь справедливым. Такой уж ты человек, поверь мне: я тебя лучше знаю.

— Спасибо, — сконфузился Николай Николаевич. — Однако лучше бы я вас не видел. Спокойнее было бы. Сидел бы себе и делал свою большую черную работу.

— А ты и будешь ее делать. Имей в виду только, что конца ей нет. Ты будешь делать, а тебе будут новую подбрасывать.

— Как нет конца? — растерялся Николай Николаевич. — Вы разве не заканчиваете?

— Увы, дружок, — старик засмеялся, — порой мне кажется, что я только-только начинаю.

— Так это же невозможно... — жалобно сказал Николай Николаевич. — Ну хоть убавилось чуть-чуть?

— Прибавилось.

— Но смысл-то весь в том, чтоб убавлялось! Иначе зачем?..

— Нет, Коленька, смысл в другом.

— Ну да, конечно, в самом процессе...

— В самом процессе.

Это были страшные для Николая Николаевича слова. Он положил зеркало на стол отражением вниз, прижал ладонью, подержал, смущенно оглянулся на кота, снова поднял, заглянул: старик по-прежнему глядел на него из глубины, склонив голову к плечу и редко мигая. Николай Николаевич дунул в зеркало, потер рукавом — отражение не пропадало, только улыбнулось бледно и покивало головой.

— Как его выключать-то? — сердито крикнул Николай Николаевич коту.

— А я почем знаю, - - ответил Степан Васильевич. Он вспрыгнул на стол, заглянул в зеркало, тронул лапой стекло. Отражение удивилось. - - Старинное изделие, инструкции к нему не приложено.

— Ну так спрячь в сундук! — в сердцах сказал Николай Николаевич.

— Действующее — нельзя, — кротко сказал кот. — Оно мне там все вещи перепортит.

— Так что,же мне с ним делать? — Николай Николаевич чуть не заплакал. — Не могу же я на него всю жизнь смотреть!

— Не можешь, — подтвердил кот.

— Ну так что же мне делать?

— Разбей — и все тут.

— Как разбей? — испугался Николай Николаевич.

— А так. На пол положи, каблучком топни...

— Не могу.

— Ну, делай что хочешь. Пусть будет мой тебе подарок.

— В окно выброшу! — решился Николай Николаевич.

— Дело твое.

Николай Николаевич посмотрел на кота с пристрастием — не обиделся ли. Но Степан Васильевич глядел на него вроде бы участливо, и, зажав в кулаке зеркальце, Николай Николаевич пошел на кухню. Открыл окно, помучился — взглянуть или не взглянуть — и выбросил. Зеркальце даже не звякнуло, зашуршало только в темном дожде — и пропало, как испарилось.

Николай Николаевич закрыл глаза, прислонился к стене — и вдруг представил себе, как оно лежит там на мокром асфальте лицевой стороной вверх, и старик, моргая, смотрит сквозь дождь, и прохожие переступают через него, пока кто-нибудь не наступит.

— Нет! — крикнул Николай Николаевич и, сорвавшись с места, побежал к дверям. — Только бы найти, только бы найти... — задыхаясь, повторял он, мчась по лестнице. — Только бы найти...

Зеркальце лежало посреди тротуара, надпись «Себя зерцало» слабо светилась в темноте. Николай Николаевич схватил его, протер рукавом — старик сидел по-прежнему лицом к нему, глаза его были закрыты.

— Видно, так надо, — сказал Николай Николаевич. Дрожащими руками он опустил зеркальце во внутренний карман пиджака, пригладил мокрые волосы, успокоился немного и не спеша пошел домой.

Дверь квартиры была распахнута настежь. «Как бы кот не убежал», — буднично подумал Николай Николаевич и прошел в ванную. Включил свет, пустил воду, долго стоял неподвижно, держа руки под краном. Зеркальце слабо пульсировало рядом с сердцем. «Черт возьми, должно же оно погаснуть когда-нибудь...»

Кот встретил его в коридоре: лохматый, сердитый, вроде даже сконфуженный.

— Ну, продолжим? — оживленно сказал ему Николай Николаевич, потирая руки.— Я как будто проветрился, голова прошла.

— Да какое продолжим! — глядя в сторону, сказал кот. — Нет у меня ничего больше. Да и гости к тебе.

— Какие гости? — У Николая Николаевича подогнулись колени: он знал, кто пришел к нему, наверное знал.