Городской романс

И как же так случилось, что с осени «знаменитого» 1949 года отец никогда больше не увидел заводских цехов, заводского театра, детского парка, который в народе так и называют зальцмановским? А главное, так и не увидел многих своих соратников: Евгения Васильевича Мамонтова — этого громадного, умного, удивительно порядочного человека, настоящего уральца. Николая Петровича Богданова, которого всегда вспоминал с громадной теплотой и благодарностью. И многих, многих других, с кем был связан годами совместного труда. Он не мог себе позволить приехать в Челябинск по частному приглашению, он ждал приглашения от завода, но так и не дождался…

Мне же довелось несколько раз, и всегда с большим волнением, побывать в Челябинске после нашего отъезда. Район ЧТЗ не очень изменился. В 1973 году мой любимый каток был еще огорожен тем же дощатым забором, что и при открытии. Но город постепенно менялся. С каждой новой встречей он приобретал облик крупного красивого промышленного города. Меня восхищали каслинские кружева на фасадах домов, в кафе, в переходах, здание нового драмтеатра, цирк и многое другое. Но более всего радовало, что челябинцы сохранили свою уральскую душу. Могли подбросить на машине и не взять ни рубля, могли отказаться от чаевых в парикмахерской.

Моего отца нет уже шесть лет. Мы передали заводскому музею все, что он завещал: шинель, папаху, орденскую книжку, удостоверения лауреата Государственной премии и депутата Верховного Совета.

Обращаясь к нынешнему поколению заводчан, отец говорил:

«Нужно, чтобы вы хорошо знали и всегда помнили, что работаете в цехах прославленного ЧТЗ-Танкограда. Чтобы вы трудились с полной отдачей сил, как это делали ваши отцы и деды в первые пятилетки и в годы Великой Отечественной войны».

Он желал вам никогда не останавливаться на достигнутом, жить и работать на благо Родины.

К словам отца я хочу добавить и свое личное пожелание. Постарайтесь сохранить добрую силу, что идет от земли уральской! Ведь мир живет непреходящими ценностями. Пусть девиз наших дедов и отцов «Нужно — значит возможно!» станет для вас руководством к действию, а гуманизм движет вашей душою.

Февраль 1995 г.

Наталия Слатина Челябинск

Памяти моих родителей

Как я боялась приезда и встречи,
Осиротевшей душою дрожа!
А город подставил широкие плечи
Той девочке с первого этажа.

А город спасал от тоски по ушедшим,
А город меня, как свою, обнимал.
А прошлое не становилось прошедшим,
И, кажется, каждый меня понимал…

Уральский мороз обожжет и согреет.
Виднее начала. Прямее концы.
Деревья роднее. Прохожий добрее.
И даже приветливее продавцы…

Ефим Ховив Улыбки памяти

Константин Николаевич

Старейшим жителем нашего дома (жил я тогда по улице Артиллерийской, 110), самым известным и самым уважаемым был, конечно же, Константин Николаевич Свидерский.

Квартира Свидерских — на первом этаже. В зимние дни Зинаида Петровна в домашних туфельках и в пальто внакидку выскакивала на крыльцо — проверить погоду, выводила Константина Николаевича, помогала ему устроиться на скамейке, снабжала множеством советов и наставлений, каждый раз одних и тех же, и убегала по своим хозяйственным заботам. Потом она еще несколько раз выбегала посмотреть — здесь ли он и все ли в порядке.

Большой, грузный, казавшийся очень широким в своей то ли боярской, то ли артистической шубе и круглой шапочке, Константин Николаевич чем-то напоминал мне Шаляпина с известного кустодиевского портрета. Но не того Шаляпина, которого нарисовал Кустодиев, а такого, каким он стал бы, если бы смягчил свой характер и дожил до возраста Константина Николаевича.

В летние дни несколько ребятишек торжественно выносили из квартиры Свидерских большое кожаное кресло, помогали выйти Константину Николаевичу, он устраивался в кресле и сразу становился центром жизни большого двора. Люди постарше подходили поприветствовать его, поговорить о политике, молодые справлялись о здоровье, а маленькие ребятишки весело играли возле его кресла, как бы ощущая доброту и спокойную мудрость этого очень давно живущего на свете человека.