Гороскоп птицы Феникс

– Прямо сейчас приготовлю, – пообещала я.

– Они пропали, – загудел Макс.

– Вы кого-то потеряли? – озаботился Еськин. – Своих прелестных собачек? Или нашу Тосю?

Я посмотрела на диван.

– Мопсихи с чхуней на месте. Куда же ушмыгнули барсуки?

– У вас живут лесные животные? – заинтересовался ученый. – Ни разу их пока не видел, наверное, они ведут ночной образ жизни.

– Они игрушечные, – уточнил Макс.

– Ха-ха-ха, – засмеялся Еськин. – Вы пошутили? Прекрасно, когда у человека есть чувство юмора.

– Слопала все и хочу выйти, – закричала Киса.

Я ойкнула. Ну, Лампа, ты даешь! Совсем забыла про запертую девочку.

Роман Борисович, который стоял около двери кладовой, живо открыл шпингалет.

– Ангел мой, вас наказали? Что же вы наделали?

– Хочу писать, – крикнула Киса и убежала.

– Неправильно так сурово поступать с маленьким ребенком, лишать его свободы нельзя, – укорил меня профессор, – и не следует столь сытно кормить Антонину, она сильно растолстела.

– Тося с момента приезда к нам ни разу к еде не прикоснулась, – вздохнула я, – поэтому к ней ходит зоопсихолог.

– Опять шутите, – засмеялся Роман Борисович, – чихуахуа стала просто кабаном, у нее вот-вот лапы под жирным телом подкосятся.

Я уставилась на собаку. Сравнить Тосю с мужем лесной свиньи нельзя, последний намного больше, и у него есть бивни. Вернее, не бивни, а такие длинные, торчащие вперед зубы. Антонина определенно не дикий свин. Но она и в самом деле смахивает сейчас на поросенка. Еськин не ошибается, чхуня сильно раздалась в боках. Каким образом псина, которая ничего не ест, ухитрилась так увеличиться в размерах? Может, опухла от голода? Правда, она при этом весело бегает по квартире, задирает мопсов. И вот вам еще одна загадка: куда делась семья барсуков в полном составе, включая собаку с кошкой?

– Лампа, ты не забыла, что Сосисовичу надо в глаза капнуть? – сказала Киса, возвращаясь.

– У тебя, малышка, слишком хорошая память, – поморщился профессор. – Отвратительное лекарство! Кусается в разы сильнее, чем прежнее. Зачем Нина средство поменяла? Совершенно не хочу им пользоваться!

– Уж простите, Барабан Борисович, – вздохнула я, – но придется. Нина меня съест, если я оставлю вас без лечения. Потерпите, щипаться будет недолго. И я дам вам сыр. Два куска! Настоящий пармезан!

– Сосисович, я возьму тебя за ручку, – начала уговаривать ученого Киса, – вот так…

– Спасибо, милая, – вздохнул Еськин. – Ладно, Лампа, начинайте.

Я быстро выполнила процедуру.

– О боже! – простонал отец Нины. – Неужели нельзя выпустить раствор, который действует мягко?

– Теперь съешьте кусочек сыра, – пропела я. – Очень вкусно!

– Ужасно, – передернулся ученый и взял ломтик пармезана, – сплошное мучение. Господи, какая гадость!

Киса принялась дуть в лицо профессору, приговаривая:

– У дракона боли, у Бабы-Яги боли, у Сосисовича не боли…

Девочка оглушительно чихнула.

Еськин схватил со стола салфетку и вытер лицо.

– Спасибо, милая, от твоей песни мне сразу легче стало.

– А у меня живот заболел, – пропищала юная «медсестра». – Очень!

Глава 36

В кровать я рухнула, когда будильник показывал полвторого. Сначала лечила Кису от поноса, который она заработала, слопав в чулане не только всю курагу, но и изюм, орехи, финики, чернослив. Когда малышка наконец встала с унитаза, ей пришлось принимать ванну. Чтобы слегка улучшить настроение крошки, я пообещала, что завтра она останется дома, сможет спать хоть до полудня, и потом долго читала ей сказки.

Когда я очутилась в спальне, Макс уже похрапывал. Я заползла под одеяло, свернулась клубочком, ощутила, как на меня сверху навалился сопящий камень, и поняла, что это явилась Фира, которая, как всегда, плюхнулась на меня. Я вытащила из-под перинки руку и ощутила под пальцами мягкую шерсть. Затем пошарила над головой и наткнулась на Мусю – та, естественно, угнездилась над моей макушкой. На душе стало спокойно. Что такое женское счастье? Это когда все члены семьи накормлены, спят, посуда вымыта, в квартире тихо и до звонка будильника еще шесть часов. Сейчас я определенно очень счастливая женщина.

Глаза начали слипаться, я повернулась на другой бок. Фира недовольно заворчала, потом противно заверещала:

– Гектор!..

Следом раздался звук, напоминающий тот, что издает скалка, если стукнуть ею по батарее.

– …! – взвизгнул женский голос.

– Они опять дерутся, – запищали детские голоса.

Я включила ночник, села и увидела на полу семью барсуков, бурно выясняющую отношения. Марта и ее мамаша лупили Гектора. Старуха держала в руке бутылку виски и, периодически прикладываясь к ней, вскрикивала:

– Хук слева! Апперкот в морду!

– Дай своей карге по башке, – зашумел Гектор, – дед, дед! Ты где? Вот старый…

Я толкнула Макса.

– М-м-м, – промычал муж. – Уже утро? Быстро как!

– Еще ночь, – успокоила его я. – Ну-ка, проснись.

– М-м-м.

– Макс!

– Что?

– Барсуки.

– Кто?

– Барсуки. Они устроили драку в нашей спальне. Неужели не слышишь?

– Нет, – коротко ответил Макс, сел и открыл глаза. – Привет, Лампа! Как дела?

Мне стало смешно. Отличный, однако, вопрос задал мне муж.