Горожане

Да, невеселая получилась картина. Я понял, что в любом случае Авдеев заслуживал наказания. Но то, что рассказал он мне о Черепанове, о том, как его толкали локтями, в корне меняло дело. И все же это мне казалось немыслимым: на станции, оборудованной сложнейшими приборами, черт знает чем, произошла катастрофа из-за одного энтузиаста. Авдеев принялся рассказывать мне о технической стороне дела, но дар популяризации, видно, не был самой сильной его стороной, и вскоре он стал говорить медленно и неуверенно, с ненужными подробностями, которые только затемняли суть дела, потом вовсе замолчал.

— Ну, а как же Печенкина тебе разрешила?

— Она была не в курсе.

— Знаешь что!.. — Я пристально посмотрел на Авдеева. — Давай хотя бы сейчас не играть в прятки. Знала Тамара или нет?

— Знала.

— А Плешаков?

— Нет.

— Точно?

— Даю слово.

Я понял, что здесь Авдеев меня не обманывает. Да и с чего бы ему выгораживать Плешакова? Да, интересная заварилась каша: прав тот, кто ничего не делает, виноват тот, кто хотел сделать лучше.

Мне стало ясно, что сейчас мы ничего не решим. Многое зависело от того, как будет вести себя Тамара, что она скажет. Я попросил Авдеева разыскать ее. Тот ушел повеселевший, хотя в такой ситуации радостного было мало. А я просидел часов до восьми: надо было разобрать завал из неподписанных документов, просмотреть оперативные сводки — словом, обычная бумажная суета. А попробуй перекрой этот поток на день-другой — и комбинат, живущий своим отлаженным ритмом, захлебнется.

Я не люблю уходить домой, оставляя бумаги неподписанными. Но сегодня была и другая причина, почему я не торопился. Что-то не понравился мне телефонный разговор с Люсей. Уже по пустякам начинаю злиться, срывать на ней свое настроение. И неловко перед женой, и каяться самолюбие не позволяет. С тяжелым сердцем приближался к дому…

Вечером наша квартира напоминает празднично иллюминированный корабль. Как только я вхожу домой, первым делом тушу свет в передней, потом в ванной, потом… Люся ходит следом и уверяет, будто только что, секунду назад она была здесь. Как можно находиться в кухне, ванной да еще и в трех комнатах одновременно, мне не совсем понятно. Сначала я в шутку говорил Люсе о том, что планета на пороге энергетического кризиса, нужно экономить электричество, потом стал упрекать ее. Короче говоря, если жена дома, вечер начинается с перепалки.

Не знаю, почему, но сегодня мне вдруг стало жаль Люсю. Скучно ей здесь. Она любит, чтобы вокруг было много людей, веселых, оживленных, которые беседовали бы об искусстве, говорили ей комплименты. Но здесь, в Таежном, откуда взяться светским приемам? Тут и театра-то нет, концертного зала порядочного — один только старенький клуб «Строитель» да кинотеатр «Космос». Когда ехали сюда, Люся говорила друзьям: «Не представляю, как буду три года жить без консерватории». Но вот уже десять лет прошло, и ничего, живет, правда, несколько раз в месяц устраивает мне такие концерты, что я спрашиваю себя: неужели этому ее тоже учили в Институте культуры или она родилась актрисой и за неимением других вариантов превратила в подмостки нашу квартиру?

Люся из тех людей, кому все время нужна разрядка. Пока мы жили в Москве, она часто выбиралась в поездки, в экскурсии — на неделю, на несколько дней, на сутки. Здесь, на Дальнем Востоке, расстояния другие, и единственное, что могла позволить себе Люся, — вылазки в основательно надоевший ей областной центр. Так она и закисала в Таежном — летать не отваживалась, авиации боялась панически, а пилить на поезде до Черного моря или Прибалтики терпения не хватало… Ее детские представления о некоторых вещах и раздражали и умиляли меня, все зависело от того, в каком я находился настроении. Однажды, на беду, попалась ей популярная книга о профилактике и диагностике рака. Не знаю, почему, но особенно поразил Люсю такой факт: в бифштексах, которые поджаривались на углях, была обнаружена солидная доза бензпирена. Как на грех, мы несколько раз выезжали летом в тайгу, где, само собой, не обходилось без шашлычков. Бедняжка кружилась вокруг шампуров, глотала слюну, но держалась стойко — домой возвращалась голодная, зато в полной уверенности, что раком желудка никогда не заболеет…

Я позвонил в дверь, снял плащ, сразу прошел на кухню. Люсина стряпня энтузиазма не вызывала, но ничего не поделаешь, голод не тетка. Это у нас давний спор: жена считала, будто я питаюсь полусырым мясом, я ворчал, что она все пережаривает, и пока никакого сближения позиций не предвиделось.

— Что нового? — задала жена традиционный вечерний вопрос.

— Все по-старому.

— У тебя всегда по-старому, — раздраженно сказала Люся.

— А новое, — нудным голосом, назидательно ответил я, — и есть хорошо забытое старое.