Горсть патронов и немного везения

Представшая передо мной картина была достойна кисти знаменитого однофамильца Викентия. Десятка два бомжей, алкоголиков, бездомных подростков с синюшного цвета простуженными носами, стоя у наспех сколоченных козел из шершавых горбылей, клеили акцизные марки на бутылки с этикетками «Столичной». Вагон был набит ящиками до отказа. Резко воняло самогоном, который, очевидно, содержался в бутылках. Сырость висела в воздухе клубами холодного пара, из дыр в проржавевшей крыше капала вода. Все были пьяны в дым; обмакивая в консервные банки с клеем грязные марки, сосредоточенно пытались попадать ими на горлышки бутылок, но это далеко не всем удавалось — большинство уже явно не соображали, что делают.

На мой приход никто не отреагировал. Только Решетников, единственный трезвый из всех, посмотрел на меня исподлобья и как ни в чем не бывало продолжил работу.

Я подошел к нему. Выпачканные силикатным клеем руки с лоскутами пересаженной кожи управлялись с работой проворно, видно было, что в этом деле он поднаторел.

— Выпить хочешь? — спросил он, не поднимая головы.

— Кофе. У меня в машине есть.

Он отставил бутылку, вытер руки мокрой тряпкой и тут же по привычке спрятал их в карманы бушлата.

— В двенадцать погрузка в машины и расчет, — сообщил.

— Я на тебя два часа угробил! — зло сказал я. — По сто двадцать баксов каждый! Пошли отсюда, тошнит.

Пропитанный креозотом воздух был для меня как океанская вода для Ихтиандра. Викентий вышел следом, задвинул дверь.

— Ты его уложил? — догнал меня, пришаркивая совсем отвалившейся подметкой.

— Устал человек, прилег отдохнуть.

Больше мы ни о чем не говорили. Я открыл дверцу, взяв Шерифа за ошейник, подвел к Викентию.

— Свои, Шериф, свои. Хороший, хороший!.. — дал обнюхать его одежду, всерьез опасаясь, что пес потеряет обоняние. — Это Викентий, Шериф. Викентий.

Шериф чихнул, помотал головой и, решив, что для первого знакомства с него достаточно, потащил меня в кусты.

Бутерброд они разделили пополам. Пока Викентий ел, изо всех сил стараясь не показать мне, что голоден как волк, до самого Сокольнического вала я не задавал вопросов.

— Два часа, говоришь? — завинтив крышку от термоса, пробормотал он. — Звонил в поликлинику. Потом ездил к Маше. Она дала Севкин телефон. Племянник Сашка — мои координаты. Что ж, неплохо.

Наши взгляды встретились, и я невольно засмеялся. Он тоже — глазами. В воздухе повис немой вопрос, и я почувствовал, что пора переходить к делу.

— Где ты два года был? — спросил напрямую.

Он понимал, что интерес мой не имеет ничего общего с любопытством, сосредоточенно смотрел на дорогу, обдумывая наиболее лаконичный вариант ответа.

— Сначала в тюрьме, потом на зоне, а после побега — в банде, — поведал с несвойственной ему пространностью.

На шутку не походило. По всему, он вообще не умел шутить.

— Сдал банду-то?

— Под протокол. С главарем и центнером героина.

— И что?

— А ничего. Получил медаль и майора. Уволился и дело с концом.

— Зачем? Чтобы марки клеить?

Решетников насупился и замолчал, а я не стал лезть к нему в душу. Он ушел из органов сам, получив награду, повышение в звании и отметку об излечении от наркозависимости. А значит, причина происшедших с ним перемен лежала в плоскости его убеждений или в личной жизни, о чем расспрашивать не принято, захочет — расскажет сам.

Тишину в салоне снова нарушил сигнал компьютера.

— Это что? — поинтересовался Викентий.

— Прокатная тачка, — объяснил я. — Некогда было перебирать, такую пригнали.

Он оглянулся, без опаски потрепал спящего Шерифа. Я почувствовал его взгляд на себе.

— Остановись, — тоном, не обязывающим к немедленному исполнению, попросил он. — Только с полосы не съезжай.

Я убрал передачу и покатил, не тормозя, на нейтралке, включив для оправдания такого маневра аварийную сигнализацию. «Фисташка» накатом прошелестела до самого Окружного проезда. Как только она остановилась, мимо на высокой скорости пронеслась какая-то иномарка. Красный глаз невидимого чудища подмигнул в последний раз и закрылся; динамик подавился выматывающим душу писком.

— Знакомая? — посмотрел вслед пролетевшей над Измайловским шоссе машине Викентий. — От самого Савеловского за нами шла. Тебя, часом, не пасут?

Я снова включил передачу, набрал скорость.

— С чего ты взял?

— Показалось. Может, радар на ней стоял. Оснований связывать произвольное срабатывание непонятного сигнала с возможной автослежкой я не видел: во-первых, огонек мигал и в моем дворе, и во дворе Толи Квинта, а там, кроме «фисташки», машин не было; а во-вторых, очкастый агент по прокату из «Ависа» меня предупреждал о неисправности. Тем более все равно в ремонте компьютеров я не намного превзошел представителей племени мумба-юмба и подозревал, что у Викентия с этим делом тоже обстояло хуже, чем с акцизными марками.

Я въехал во двор, аккуратно втерся между голубым «Запорожцем» Аркадия Макаровича с опознавательным знаком «Инвалид» и ижевским фургоном.