Горсть патронов и немного везения

На клаксон, который должен был символизировать сигнал автоответчика, я нажать не успел — прозвучали гудки отбоя. Доехав до пересечения с улицей, застроенной многоэтажками, я развернулся и, приблизившись к дому Матюшина, остановился с таким расчетом, чтобы машины не было видно из окон. Время сжималось с быстротой шагреневой кожи, но ничего не оставалось делать, кроме как ждать.

От остановки на повороте отъехал автобус. Я выкурил сигарету, послушал приемник, порылся в «бардачке», поменял местами патроны — вынутые из обоймы положил в карман, а вынутые из кармана всунул в обойму. На сей раз я не руководствовался предчувствиями, а твердо знал, что уезжать отсюда нельзя. Только не знал почему.

Минут через десять-пятнадцать раздался звонок, я с готовностью схватил трубку:

— Бюро ритуальных услуг «Падший ангел»… то есть «Ангел смерти» слушает!

— Не можешь без хохмочек? — спросила Катя Илларионова. — Привет!

— Привет! — ответил я и вдруг увидел, что из калитки дома номер четыре выходит Железная Мэм.

— Чем занимаешься? — поинтересовалась Катя, зевнув.

— Выслеживаю преступника, — включил я зажигание.

Катя засмеялась:

— Мог бы придумать что-нибудь поостроумнее!

«Она уводит меня! — вдруг сообразил я и вернул рычаг в нейтральное положение. — Специально уводит от дома! Видела ведь машину, не могла не видеть!..»

— Ты завтра к нам собираешься? Все соскучились, только о тебе и говорят. Жень?

— А?

— Ворона-кума! Я уже мяса купила, отец обещал принести красного грузинского вина, им вчера в прокуратуре зарплату выдали за август.

Железная Мэм неторопливым шагом направлялась к автобусной остановке. Я понял, почему она не вышла сразу: «Икарус» ходил по расписанию через каждые пятнадцать минут. Точно! Едва она поравнялась с пластиковым козырьком у таблички, он выплыл из-за поворота.

— Алло, Жень!.. Ты что, спишь? — сердито спросила Катя.

— Ехать мне за ней или нет? — подумал я вслух.

— Это тебе решать, — сказала Катя, помолчав. — Попробуй. Пусть она увидит, что нужна тебе.

— Пожалуй, — согласился я и поехал вслед за автобусом.

— Ладно, Жень. Мы тебя завтра ждем, — сочувственно вздохнула Катя. — Не грусти!

Протащившись за Железной Мэм до самой Таманской, я отстал, затерялся в потоке и, развернувшись неподалеку от моста, вернулся обратно.

Теперь я уже знал планировку и подъезжать со стороны фасада не стал, а свернул в проулочек с противоположной стороны и припарковал «фисташку» вплотную к кустарнику. Окна первого этажа с тыльной стороны были закрыты ставнями; сo-второго меня, конечно, могли видеть, но занавески не шевелились, наружу никто не выходил и в окнах не появлялся — это вселяло надежду, что моя перебежка по редколесью останется незамеченной. Ничего, кроме фонарика и набора отмычек, я не взял; спрятав в «бардачок» телефон и заперев машину, стремглав преодолел двенадцать метров, отделявших переулок от задней стены матюшинского жилища.

Стояла тишина, если не считать карканья ворон, гроздьями повисавших на кронах сосен, да гула пролетавшего по реке «Метеора». Я выждал несколько секунд, прижимаясь к обитой лакированными рейками толстой двери цвета перезрелого каштана. Элементарный английский замок либо исключал возможность проникновения в жилые комнаты через эту дверь, либо дополнительно запирался изнутри. Дверь могла оказаться подключенной к сигнализации, что было бы хуже, чем если бы она была заминирована. Справившись с замком, я юркнул в темное сырое помещение и заперся.

К счастью, ничто не загудело и не взорвалось. Пахло мышами, смазанными машинным маслом. Я включил фонарик. Луч скользнул по цементным ступеням, ведущим вниз, и уперся в другую дверь, бывшую уже настоящей преградой. Не скажу, непреодолимой, но довольно внушительной — из мощных дубовых досок, скрепленных коваными металлическими полосами на болтах, с засовом на замке под специальный ключ с магнитным шифром. Если бы знать, что в подвале, кроме квашеной капусты и бутылей с вишневой наливкой, было что-то еще, то можно было бы повозиться, иначе овчинка просто не стоила выделки.