Гортензия

За весь оставшийся путь, который занял несколько часов, Марта не проронила ни слова. Жак же голосил практически не смолкая. Он то рассказывал возлюбленной, зачем затеял дурацкую выходку с водопадом, то клялся, что в последний момент передумал и не хотел подвергать Марту опасности, то уверял спутницу, что она, действительно, преобразилась, и что он без ума от неё настоящей. Несколько раз он хватал возлюбленную за предплечья, умоляя произнести хоть слово, но Марта безжизненно не оказывала сопротивления и лишь отводила свою головку в сторону.

Возвращение пропавших без вести наделало немало шума в "Гортензии". После исчезновения Жака господина Биро хватил удар, и доктора, опасаясь за его жизнь, переселили хозяина отеля в один из номеров попросторнее (о чём сам хозяин очень сокрушался). Узнав об этом, Жак поспешил к человеку, когда-то приютившему его, но прежде, напоследок взглянул на Марту, произнёс её дивное имя, но девушка не ответила ему. Она поспешила на встречу к родным, которые всё ещё надеялись на её возвращение и по-прежнему находились в "Гортензии".

В небывалой спешке, налегке, поручив отправку многочисленного багажа работникам отеля, через полчаса Марта вместе с родными покинула стены "Гортензии".

–

Прошло почти полгода с описанных выше событий. Хотя Жак очень скучал по жизни лодочника, он больше не садился в лодку. Господин Биро, немного оправился, но редко выходил к гостям, он понимал, что пора подготовить наследника к последней должности, к должности управляющего. Основатель отеля притворялся больным и целыми днями лежал в кровати, то поглядывая в окно на чудесную долину, то разглядывая висевшую рядом серую форму, считая часы до того, как он вновь её наденет. Убираться в своём номере он поручил самой разговорчивой горничной и подолгу задерживал её у себя, расспрашивая то о гостях, то о делах отеля. Прозябая без работы, господин Биро чувствовал своё быстрое увядание, и по этому поводу накануне ежегодного грандиозного праздника – дня рождения "Гортензии", он вызвал к себе нового управляющего.

– Сын, – обратился он к Жаку, впервые в жизни так его называя. – Ты отлично справляешься с новой должностью! Тебе так идёт этот замечательный костюм, ты стал совсем другим человеком! – Старик помолчал, невольно вспомнив свои первые годы работы в отеле. – Ты знаешь, завтра именины "Гортензии", и, пожалуй, мой последний юбилей, – грустно заметил он. – Я прожил достойный счастливый век, Жак, многого добился… вырастил двух детей, детей хороших, детей замечательных…

Жак сделал понимающий жест.

– И сейчас, – продолжал господин Биро, – стоя на пороге своего склепа, я хочу доверить тебе дело всей моей жизни, – он перешёл на шёпот, – твою сестру! "Гортензию"!

Старик многозначительно посмотрел на приёмного сына.

– Отец, последние полгода я хорошо поработал, – начал Жак, – освоил все тонкости работы "Гортензии", изучил гостевые и расходные книги, и, замещая тебя, я стал её сердцем, – от этих слов старика бросило в дрожь. Жак продолжал: "После празднества, мне нужно будет уехать, – он жестом остановил собеседника, хотевшего возразить, – надеюсь, это не займёт много времени. Но, если ты, вдруг, решишь мне помешать или попытаешься своей последней волей сделать из меня раба – я разорю "Гортензию", сожгу её, если потребуется."

Последние слова безусловно расстроили господина Биро, но к чему только не готовы старики.

На следующий день в парадном роскошно убранном зале "Гортензии" юбиляр как ни в чём не бывало, добродушно улыбаясь и принимая сердечные поздравления, произнёс небольшую речь. Господин Биро рассказал самым родным гостям его любимого отеля о том, что он отходит от дел и что назначает приемником Жака, который ему "как родной сын". Торжество бурно продолжалось. Немного понаблюдав над новоиспечённым управляющем "Гортензии", который продолжал усердно трудиться, а именно, – подходил то к одному столику, то к другому, улыбаясь или печально заговаривая то с одним, то с другим гостем, смотря по семейным обстоятельствам последнего, господин Биро утёр счастливую слезу старика и отправился в последний путь по коридорам своего творения.

Через час гости преобразились: их ждал пышный бал-маскарад, который должен был под утро закончиться грандиозным фейерверком. "Гортензия" раскрыла ещё один из своих маленьких цветков, – двери танцевального зала, где специально приглашённый оркестр уже играл волшебную музыку известных композиторов. Маски, которые надели юные девушки и молодые женщины, по известным причинам, обрадовали Жака. Он старался участвовать только в общих танцах, однако на радость гостей, как и другие кавалеры, иногда приглашал ту или иную даму.

Он стоял с несколькими масками и продолжал принимать нескончаемые поздравления, связанные с его новой должностью (хотя, по сути, его поздравляли с перешедшей к нему в самом ближайшем будущем "Гортензии").

– Примите мои поздравления, господин Люма! – радостно воскликнула подошедшая к нему маска.