Гортензия

Итак, наша малышка. Все пять важнейших пунктов по шкале Апгар на первой и пятой минутах жизни находились в пределах нормы: 8/8. Частота сердцебиения – менее 100 ударов в минуту (один балл). Пронзительно-бодрый крик и регулярное дыхание (два балла). Ритмичные, четкие и активные движения (два балла). Цвет кожных покровов – неравномерный, бледный, местами синюшный (один балл). Девочка, едва появившись на свет, скривилась, на третьей минуте своей жизни чихнула, а когда в нос поместили резиновую спринцовку – сморщилась и закашляла (два балла за рефлекторную возбудимость).

Молодая мама, двадцацати лет от роду, Арина Ярославовна Измотова, медленно повернула голову и устало посмотрела на младенца, который девять месяцев преспокойно жил в ее животе. Синюшно-красное тщедушное тельце с большой яйцевидной головой, вдобавок еще и совершенно лысой (“Ну хоть бы какие-то жидкие кудрявые волосики на макушке!”); веки припухшие, стопы исчерчены многочисленными бороздами, надутый живот с культей, щедро смазанной зеленкой. Вся какая-то некультяпистая, непропорциональная, сморщенная. Куксится, пищит, строит рожицы. Да еще и эта родинка на левой щеке – вот ведь болезненно-ненужное напоминание на всю оставшуюся жизнь!

Новоиспеченная мать закрыла глаза. Снова открыла. Посмотрела на бирку, наспех созданную из кусочка бинта и клеенки. Надпись: “Арина Измотова. Девочка. 11.05.1997 г., 18 час. 14 мин., вес 3 кг. 100 г., дл. 52 см.”. Затем перевела взгляд на дочку и раздраженно произнесла фразу, от которой у находившихся рядом врача и акушерки мурашки пробежали по телу. Сказала громко и отчетливо:

– Какая-то она не красивая совсем, вот ведь сучья дочь! – первые слова от матери, которые услышал маленький комочек, только что появившийся на свет. Ни: “Здравствуй, долгожданная доченька!”, ни: “Любимая моя крошка! Как я счастлива, что ты у меня появилась”, – ничего подобного! Ни одной трепетной и ласковой фразы. Никакой мягкости в голосе и радостной улыбки. Никаких слез радости и счастливых эмоций. Пустой отсутствующий взгляд. И пустота внутри, без искренней мольбы: “Убереги мою малышку от бед и страданий и даруй ей счастливую судьбу и сохрани ее под защитным кровом своим от лукавого и всего злого, что присутствует в этом мире!” – не это ли обычно шепчут молодые мамы, прося у Бога счастливой судьбы для своего ребенка? Но Арина ничего не просила, поскольку любовь в своем сердце уже задушила. И ни во что не верила. И ни на что не надеялась.

Даже видавшая виды врачиха и та опешила. Недоуменно подняла свою идеально накрашенную бровь. “Странно… Постнатальная депрессия что ли?”, – мелькнуло в голове. Врач хотела сесть рядом, взять непутевую горе-мамашу за руку и поговорить по душам. Но передумала. Взглянула на часы: ее смена закончилась уже как пару часов назад. Вмиг почувствовала навалившуюся на нее свинцовую усталость и на автомате отчеканив дежурную фразу: “Отдыхайте, мамочка! Нервничать не надо. Вам бы выспаться хорошенько!”, – стремительно вышла из палаты, привычно сунув руки в карманы белого халата.

Поздним вечером за ужином, с удовольствием жуя куриные котлеты, заботливо приготовленные дочерью (которая закончив школу через несколько лет легко и без протекции поступит в медицинский институт и пойдет по стопам родителей. Их ненаглядный цветочек продолжит династию врачей, как они и мечтали), Елизавета Викторовна рассказывала про ненормальную молодую двадцатилетнюю мамашу, родившую легко и без разрывов здоровую девочку, но странным образом отреагировавшую на собственного ребенка.

– Сучья дочь, представляете?! Моему удивлению не было предела! Это ж надо было такое сказать на собственное дитя! – возмущенно восклицала женщина, засовывая в рот очередной кусочек обжаренного фарша, предварительно утопив его в кроваво-красном томатном соусе.

Дочка, которую в родительском доме звали исключительно Маруся, не менее возмущенно, чем мать, качала головой. Почему-то она запомнила на всю жизнь этот, ничем не примечательный, самый обыкновенный семейный ужин и маленький рассказ матери про "сучью дочь". Забавно, что в память зачастую врезаются и остаются навсегда именно такие – незначительные воспоминания из жизни.

Спустя много лет она, уже никакая не Маруся, а врач по призванию Марианна Андреевна, трясясь в скорой помощи по колдобинам и ухабам, глотая слезы и крича отчаянно водителю: “Ну скорей же! Быстрей! Жми на газ! Жми, прошу! Поторопись, миленький!", – не смогла спасти маленькую чудесную девочку, которую изо всех сил пыталась реанимировать, холодным рассудком понимая, что всё, не спасти. Изначально было понятно, что бесполезно! Никаких шансов помочь девочке, которую очень сильно любила мать. Мать – та самая майская малышка, с первых секунд жизни “сучья дочь", – выжила, а ее любимая до умопомрачения доченька – нет.