Горцы Кавказа и их освободительная борьба против русских

Между тем неприятель, разбив два лагеря на реках Шавготче и Лабе, удовлетворился тем, что принял угрожающий вид, не предпринимая, однако, набегов на абадзехские дворы. Это был очень умный расчет со стороны русских, показавший, что они хорошо знают характер абазов, так как если бы они начали опустошать страну, то побудили бы, на что я всегда надеялся, народ к кровавой мести и сопротивлению.

Брат наиба и Хаджи Мустафа возвратились из своих посольств; жители Южной Абазии с готовностью приняли наше предложение, осетины выказывали меньше готовности, однако и они обещали послать своих представителей. Я предполагал, что этот всеобщий народный совет наполнит абадзехов новыми надеждами и по крайней мере приведет к какому-нибудь серьезному решению, как неожиданное происшествие дало совершенно иной оборот всему делу.

Вечером 14 августа в моей квартире появился Мохамед-Эмин. Он попросил всех присутствовавших людей выйти и, когда мы остались одни, вытащил какое-то письмо и прочел его взволнованным голосом. Это было письмо от его главы и учителя – от Шамиля, но военнопленного!

Шейх Шамиль писал, что он, оставленный своим народом, был вынужден сдаться русским. Он предоставлял наибу выбор последовать его примеру или нет, но хвалил обращение русских с ним и его близкими. Письмо было написано под влиянием и под контролем русских и было скорее пространной мольбой, чем ясным объяснением обстоятельств. Я просил наиба держать это письмо в тайне, но к несчастью, некоторые его доверенные люди были уже извещены о катастрофе, так что в последующие дни новость о взятии в плен Шамиля распространилась как пожар.

Само собой разумеется, что при господствовавшей в Абадзехии деморализации эта фатальная новость ускорила мирные переговоры с неприятелем. На народный совет 20 августа большая часть абадзехов не послала своих депутатов. Представители шапсугов и убыхов заявили, что они ни в коем случае не желают вступать в мирные переговоры с русскими; из абадзехов к ним присоединились только жители Псекупса, составлявшие приблизительно 6000 дворов. Южные абазы прислали своих депутатов. Из княжества Абазии было 38 всадников, из Сванетии – 62, из Осетии – только 9 человек. Недостаточное присутствие абадзехов препятствовало всем дальнейшим попыткам организовать сопротивление; наиб не явился на совет, он был или представлялся очень серьезно больным. Совет, таким образом, разошелся, не обсудив положение дел. Южные абазы возвратились назад, но обещали всегда, если это понадобится, явиться по первому требованию адыгского народа. 24 августа я с моими двумя орудиями оставил Абадзехию и возвратился в Шапсугию. Я видел ясно, что стою поперек дороги людям и что значительнейшие тамады, принимавшие меня раньше очень дружески, теперь явно меня избегали.

Я объехал равнины Шапсугии до реки Абин и нашел, что этот воинственный народ абсолютно не деморализован. 8 сентября я подъехал к неприятельскому лагерю на реке Бакан, где русские уже почти достроили крепость. 10-го собрали мы около 800 всадников и 2000 человек пехоты и обстреляли неприятельский лагерь. Русские выдвинули против нас 8 батальонов пехоты, 10 сотен казаков и 24 орудия, и в перелесках Бакана завязался жаркий бой, который продолжался до поздней ночи, после чего неприятель отступил в свой укрепленный лагерь. Я пробыл в нашем лагере до 15-го, и ежедневно у нас были стычки с русскими. Незначительное число людей и лошадей и недостаток боевых припасов заставили меня довести число упряжных орудий до двух шести-фунтовиков и двух гаубиц. Впрочем, я решил тотчас же после прибытия оружия и обмундирования перенести мой склад в горы Шапсугии между Джубгой и Туапсе и так держать 40 человек. Так как множество перебежчиков ожидало только оружия и одежды, то я мог тогда легко создать пехотную роту в 100 человек, взвод конницы в 30 человек и 2 упряжных орудия, и с этим небольшим отрядом мог бы передвигаться по своему желанию и постоянно тревожить русских.

Для наблюдения за неприятельским лагерем на Бакане я оставил лейтенанта Конарцевского с 4 орудиями, дав ему для прикрытия 300 всадников и 600 пехотинцев, и поехал 18 сентября в шапсугские горы с намерением заняться организацией этой части страны. Прибрежные горцы были воодушевлены лучшими чувствами и отнюдь не думали о том, чтобы открыть свою труднодоступную страну отрядам и интригам русских. В Джубге было основано мехкеме, охватившее 3700 дворов. Горные шапсуги были возмущены малодушием абадзехов, отдавших без серьезного сопротивления свою страну под власть царя. Но старики говорили, что это следствие магометанской веры, которая расслабляет людей и превращает их в рабов. Можно вспомнить [104], что горы Шапсугии в наименьшей степени затронуты магометанством, напротив того, абадзехи, среди которых уже давно было сильно влияние наиба, в большинстве приняли Коран и часто становились орудием насильственного распространения новой веры. Этого шапсуги не могли им простить.