Горцы Северного Кавказа в Великой Отечественной войне 1941-1945. Проблемы истории, историографии и источниковедения

Являясь одним из наиболее существенных критериев оценки дисциплинарной практики и моральной устойчивости воинского коллектива, статистика дезертирства лежала в основе решений военно-политического руководства страны о целесообразности сохранения того или иного соединения как боевой единицы Красной армии. Какой уровень дезертирства считался критическим, неизвестно. Скорее всего, такого норматива не существовало. В той или иной мере в тяжелом 1942 г. это воинское преступление было распространено во всех частях Красной армии, особенно если место формирования и дислокации совпадало с районом укомплектования людскими ресурсами. Находясь поблизости от родных домов, в привычной культурно-бытовой среде, морально неустойчивые бойцы имели значительно больше соблазнов покинуть свою часть и рассчитывали скрыться от преследования, опираясь на помощь родных и знакомых. Дезертирство, как правило, росло, когда войска подолгу оставались в тылу, вне боевой работы, когда испытывали затруднения в материальном снабжении. К примеру, во всех соединениях 58-й армии, в конце лета и осенью 1942 г. прикрывавшей махачкалинское направление и находившейся во втором эшелоне войск Северной группы Закавказского фронта на территории ДАССР, факты дезертирства были достаточно распространенными. Так, только за один месяц, с 18 августа по 20 сентября 1942 г., из 337-й стрелковой дивизии дезертировало 107 чел., из 328-й – 16 чел., из 317-й – 24 чел., из 3-й стрелковой бригады – 45 чел.⁵⁸⁷ К известному по состоянию на 31 августа 1942 г. списочному составу этих соединений⁵⁸⁸ удельный вес дезертирств составил соответственно: 1,0 %, 0,24 %, 0,59 % и 1,0 %. В документе масштабы дезертирства охарактеризованы как «большие»⁵⁸⁹.

В 114-й кавалерийской дивизии, если за точку отсчета принять списочный состав по состоянию на март 1942 г. – 3961 чел., ежемесячная убыль в связи с дезертирством составляла в декабре 1941 г. 0,66 %, в январе 1942 г. – 6,24 %, в феврале – 5,07 %, в марте – 6,77 %, что существенно больше аналогичных показателей в упомянутых выше стрелковых соединениях.

Все перечисленные выше соединения 58-й армии были смешанного национального состава с преобладанием славян и национальностей Закавказья. На территории Дагестана доукомплектовывались 328-я и 317-я стрелковые дивизии, но численность дагестанцев в них была незначительна. Дезертирство и иные воинские преступления здесь не оценивались с точки зрения национальности личного состава. Нетрудно представить, что в случае с национальными формированиями факты дезертирства (в совокупности с прочими дисциплинарными показателями) почти неизбежно экстраполировались на весь народ, представителями которого они комплектовались, прочно связывались с этничностью дезертиров. Особенно опасным, в том числе и с политической точки зрения, считалось групповое дезертирство и дезертирство с оружием в руках, понимавшееся как проявление осознанного и организованного сопротивления советской власти. Мотивами дезертиров часто были не только малодушие и недоверие советской власти, но и тяжелое бытовое положение бойцов, бескормица, грубость и бездушие командиров, однако они отходили далеко на задний план. Дезертирство квалифицировалось как преступление против государства, а групповое дезертирство представителей одной национальности – как проявление нелояльности государству целой этнической группы.