Горы и оружие

— Ги предостерегал меня вчера: ты якшаешься с Тахой, с курдами, с иранцами. Если тебя поймают, как поймали Сеси, то, как и ее, выдворят из Франции. И я теперь пальцем о палец не ударю. Понесешь наказание полностью.

Эндрю наклонился, поцеловал мать.

— Не тревожься, мама. Я не так красив, как Сеси, и не привлекаю такого внимания.

— Я с ним пойду, — сказал Мак-Грегор.

Кэти поглядела на мужа с подозрением и за ленчем подчеркнуто молчала.

По дороге на площадь Бастилии Эндрю читал вслух газету. Сегодня, говорилось там, один из решающих для Франции дней. Даже Кон-Бендит тайно переправлен обратно во Францию. «Но все студенты, включая кон-бендитовское «Движение 22 марта», бойкотируют сегодняшнюю манифестацию ВКТ, — читал Эндрю, — поскольку профсоюзы отвергают лозунги студентов».

— Нет, студенты бойкотировать не станут, — сказал Мак-Грегор. — Профсоюзы им больше нужны, чем они профсоюзам.

— «Передают, — продолжал читать Эндрю, — что де Голль покинул вчера Париж в 11.30 утра, а у себя в Коломб'e появился лишь в 5.30 вечера. Никто не знает, где он провел день. Армия уже взяла Париж в кольцо и ждет».

Дойдя до бульвара Бомарше, они остановились — путь преградили густые колонны демонстрантов, двинувшиеся уже от площади Бастилии к площади Республики с пением «Прощай, де Голль, прощай!»

— Постоим здесь, дождемся курдских студентов, — сказал Эндрю. — Они где-то ближе к хвосту будут, и с ними Таха.

Транспаранты и знамена служили как бы пояснениями к шествию, сжатыми и меткими. Длинен был перечень манифестантов: шли врачи, медсестры, учителя, шли парижане… Наконец, дождались Тахи; выйдя из рядов, он подбежал к Мак-Грегору и Эндрю и за руку потянул их в колонну.

— Нет, — сказал Мак-Грегор.

— Но у меня к вам разговор есть, дядя Айвр. А где безопасней вести разговор, чем в колонне?

Демонстранты приняли их в свою гущу. Здесь шли курды, персы, арабы, даже турки, всеми средствами скрывая свою чужеземность, ясно отпечатанную на лицах. Прошагали мимо афиши Зимнего цирка, и кто-то выкрикнул: «Де Голля — в цирк!» Все засмеялись, но Таха и не улыбнулся — не для улыбок он здесь шел.

— Вы когда едете? — спросил он Мак-Грегора.

— В пятницу.

— Послепослезавтра?

— Раньше не могу, — сказал Мак-Грегор коротко.

— Значит, с отцом, с кази увидитесь в понедельник или во вторник.

— Если не будет задержки.

— Кто же вас задержит?

— Иранцы, стоит лишь им узнать, с какой целью еду. Кто угодно может задержать. Даже и в Европе. Все тут сейчас насторожились, Таха.

— Никому пока не известно, зачем вы едете.

— Выведают непременно. Сам знаешь.

— Это верно. — Таха помолчал, дожидаясь, пока студенты впереди кончат скандировать лозунги. — Мы узнали, что те ящики с оружием выгрузят в турецком порту седьмого июня и что ильхан будет встречать грузовики десятого числа в долине Котура, но не там, где я думал, а у летних пастбищ. Так что Затко нужно туда прибыть к девятому июня.

— Но насколько достоверны ваши сведения? — спросил Мак-Грегор. — Я не хочу везти кази сомнительную информацию. Ты тщательно проверь.

— Наши турецкие друзья подтверждают.

— А может быть, намеренно дают ложные сведения?

— Нет. Они нам не лгут.

— Хорошо, верю тебе. Но как удастся Затко добраться до Котура? Это ведь почти на самой турецкой границе, и ему придется пройти вдоль целой цепи пограничных постов.

— Ему просто надо будет взять Кемийским хребтом, по турецкой территории.

Мак-Грегор отвел рукой плещущий в лицо флаг.

— Затко слишком слаб теперь для такой дерзкой операции. А другого выбора нет?

— В том-то и дело, — сказал Таха. — Но это еще не все. Я вот что хотел вам сообщить. В Тулон сейчас пригнали еще три вагона с оружием и боеприпасами. Доставили из Бельгии для ильхана. И все вместе повезут на этом судне.

— От них такого трюка и следовало ожидать, — горько заметил Мак-Грегор. Переждав, когда доскандируют, допоют призывы, он спросил Таху: — А ты когда поедешь?

— Завтра или послезавтра.

— Но как ты доберешься?

— Не беспокойтесь, дядя Айвр. Доберусь и сразу же свяжусь с отцом. Вы только постарайтесь убедить их, чтоб десятого были у Котура. А дальше уж отец будет знать, что делать.

Возле ресторана «У Женни» шествие остановилось, возник затор. На балконе небольшого дома появился человек с 16-миллиметровой кинокамерой и навел ее на иностранных участников манифестации. Мак-Грегор поднял глаза — камера была нацелена именно на него с Тахой.

— Salaud! (сволочь (франц.)) — крикнул кто-то.

Таха метнулся в подъезд, как ныряющий за рыбой зимородок; человек с камерой и заметить не успел. Таха взбежал на второй этаж, выскочил на балкон, и после короткой борьбы пленка, выхваченная из камеры и засвеченная, повисла с перил, точно серпантин. Не успели снова тронуться, как Таха невозмутимо вернулся в ряды, встреченный одобрительными возгласами.

— Вам же постоянно грозит опасность, — сказал Таха, переводя дух. — Остерегаться надо, дядя Айвр.

— Ты уж молчал бы…

— Что ж, молчу, — пожал плечами Таха. — Но Эндрю я предупреждал — Эндрю должен бы оберегать вас.

— А я тебя предупреждал, чтобы ты не впутывал Эндрю, — сердито сказал Мак-Грегор.