Горы и оружие

— Никто его не впутывает. Но если с вами что-нибудь случится по его недосмотру, разве не будет он потом каяться всю жизнь?

— Со мной ничего не случится. Во всяком случае, в Париже.

Они достигли уже площади Республики — конца маршрута. «Служба порядка» в зеленых нарукавных повязках размещала прибывающих на площади, стараясь сбить двести тысяч участников в сплоченную массу. Кругом зазвучали призывы Народного фронта, затем пение, и над пением снова взлетали скандируемые лозунги и язвительные выкрики в адрес президента.

— Вот что… — Вынырнувший откуда-то Эндрю тронул отца за рукав. — Пойдем-ка, а то застрянем надолго.

Таха остался, сказав, что побудет еще, послушает «дас-а-бас» (по-курдски это означает «новости», а буквально «шум и говор»). До отъезда, сказал Таха Мак-Грегору, он еще наведается к ним. Мак-Грегор с Эндрю выбрались из поющей толпы. Из чьего-то транзистора донеслось до них, что Мендес-Франс наконец-то сел на белого коня: объявил, что если де Голль уйдет завтра в отставку, то он, Мендес-Франс, готов будет внять призыву нации.

Эндрю засмеялся, но задерживаться у радио не стал. Проталкивались дальше сквозь тесноту на тротуарах; за спиной глохли обрывки новостей: «Сегодня де Голля видели прогуливающимся в парке в Коломб'e… Наготове стоял вертолет. Пилот в защитной форме держал в руке карту… Но по какой причине…»

— Завтра французы вынут затычку из бочки, — произнес по-французски Эндрю, когда они вырвались наконец из пыли и давки проспектов, сходящихся к площади.

«Завтра, — подумал Мак-Грегор, — придется сказать Кэти о поездке».

День начался не с этого. Мак-Грегор прежде дождался звонка из Лондона, от Сеси. «Доехала благополучно. Так все это глупо…» Позавтракали. Затем Мак-Грегор просмотрел газеты этого судьбоносного для Франции дня. Де Голль вернулся в Елисейский дворец; федерация левых сил созывает совещание без участия коммунистов; по мнению коммунистов, не может быть возврата к политике третьей силы или к правлению мага-чудотворца. Эндрю прочел вслух из «Комба», из вложенных туда полос «Канар аншене», что последним, решающим шагом явится выбор между де Голлем и коммунистами. Все же прочие, по существу, лишь союзники первого или вторых.

— В понедельник я возвращаюсь в Лондон, — объявила Кэти и встала из-за стола.

Переглянувшись с Эндрю, Мак-Грегор последовал за ней наверх. Закрыл за собой дверь спальни, как бы отрезая себе отступление.

— У тебя деньги есть? — спросила Кэти.

— Во французской валюте?

— Да.

— Франков двести.

— Дай их мне. Нужно уплатить тете Джосс за купленные вина и напитки. А больше у тебя нет разве?

— Я возьму сегодня.

— Надо еще по меньшей мере сто франков.

— Хорошо.

— Уж эту малость мы просто обязаны.

Тон у Кэти такой, словно он отказывался до сих пор платить; но ясно, что этим тоном Кэти хочет заставить его перейти к обороне еще до начала разговора. Он помедлил, глядя, как Кэти ищет туфли в одутловатом гардеробе.

— Я заказал билет на завтра — улетаю в Тегеран, — проговорил он. — Надо ехать спасать, что еще можно спасти. Я должен объяснить кази, что произошло здесь.

Кэти застыла — на одно лишь мгновение. И вышла, хлопнув дверью ему в лицо. Он пошел за ней.

— Послушай, Кэти, — сказал он. — Мне ведь пустяк остался, дай мне спокойно кончить, а затем я рад буду распроститься с ними навсегда. Они должны воспрепятствовать доставке оружия. Я еду лишь затем, чтобы разъяснить им это. Иначе все мои прошлые усилия там, все насмарку…

Не отвечая, не останавливаясь, она спустилась во двор. Он шел следом молча, беспомощно. Она вышла в ворота, он сунулся было за ней, но она оттолкнула его. В лице, во всех движениях ее была не жестокость и не жесткость, но окончательность. Глаза заплыли слезами.

— Не хочу больше и быть с тобой в одном доме. И говорить не хочу.

— Но бога ради…

— Из гор, — гневно, сквозь слезы рубила она слова, толкая на него створку ворот, — из гор оттуда ты сейчас живым не вернешься… — У нее перехватило голос. Сильным толчком она закрыла ворота. — И поделом тебе будет, — донеслось сквозь старую ограду. — Сам напрашиваешься!

Он постоял, послушал ее быстрые уходящие шаги. Потом направился обратно в дом. Навстречу ему сбежал с лестницы Эндрю.

— А я за тобой. Из Лондона звонят.

Мак-Грегор вошел в кабинет, взял трубку. Сеси, наверное. Но нет, телефонистка из Лондона спрашивает мистера Айвра Мак-Грегора.

— Слушаю вас.

Телефонистка объяснила, что его вызывает Тегеран и вызов пущен через Лондон, потому что связисты бастуют, автоматическая же линия Лондон — Париж работает.

— Алло, это я. — Звонил Джамаль Джанаб из Тегерана, из управления ИННК; слышно было, как он надсаживает горло в своем стеклянном кабинете, отдавая дань важности и дальности разговора.

— В чем дело, Джамаль? Что случилось?

— Обрадовать тебя хочу, — кричал Джамаль. — Ты меня слышишь?

— Да-да.

— Ты назначен на пост постоянного представителя ИННК в Женеве, в Комиссии по мировым запасам и ресурсам.

— Так. Когда назначен?

— Сейчас, сегодня. Ну как, рад?

— Конечно.