— Да иди ты куда подальше, — обиделся Подросток.
Шишак, в упор глядя на него, заговорил, чеканя слова:
— У Гнома мать санитаркой работает, да будет тебе известно. А комнатой смеха называют в больнице мертвецкую, приятель. Название, если вдуматься, очень меткое. Дело в том, что в подвязывании подбородков персонал расторопностью не отличается. Сначала покойников потрошат, мой дружок. Это ясно?
Подросток почувствовал, что бледнеет. Лоб его покрылся испариной. Он задыхался.
— Как я погляжу, — осклабился Шишак, — с фантазией у тебя порядок, Амбрушка.
Подросток бросился на него.
— Ну и гад же ты, Шишак, ну и сволочь…
— Давай! Вымещай на мне свое неутешное горе, смелее!
Гном вцепился в Подростка, пытаясь его оттащить.
— Ты что — идиот? Ну чего взбеленился? Хочешь не хочешь, а рано или поздно все там будем. Уж можешь поверить… я хожу туда как на экскурсию. Ну и чудак ты, старик!
Подросток его не слышал. Слова Гнома, отскакивая, как бильярдные шары, катились по замасленному полу в угол мастерской и затихали за разбитыми машинами.
— Что, приятель, тошнит? — заиграла на губах Шишака та же самоуверенная улыбка. — Неподходящее ты выбрал себе местечко. Не твоя это компания.
Подросток схватил его за плечо.
— Вы что, одурели? — визжал Гном. — Накроют нас всех, идиоты!
Шишак, стоявший на одном колене, спокойно поднялся и стремительно нанес удар, но на шее у него уже висел Гном, тяжелый кулак скользнул по его спине.
— Фу-у, — отодрав от себя толстяка, вздохнул Шишак и, присев на письменный стол Шефа, ударил в ладоши, будто сбивая с них пыль. — Ну, вроде управились.
— Я тоже, — появился на пороге Тихоня, до неузнаваемости измазавшийся в известке.
Шишак придирчиво оглядел стены.
— Нет, хоть тресни, не высохнет. При нашей жизни, во всяком случае. Так что ограничимся одним разом.
— Ты что, — возмутился Гном, — Шеф мне строжайшим образом наказал…
— Что он тебе наказал? — резко повернулся к нему Шишак.
— Побелить два раза. Непременно. Два раза.
— Чихал я на Шефа, понятно? Думаешь, он толщину известки будет замерять? И вообще, не лезь не в свое дело.
— Вы же пришли помогать, — пожал Гном плечами. — Я не придираюсь… но раз пришли помогать…
— Помогать, помогать, приятель, — ухмыльнулся Шишак.
— Ну?
— А еще для того, — прищурился тот, — чтобы у Шефа отвисла челюсть. Это, ребятки, немаловажный момент! — И, уже наклоняясь за ведрами с чистой водой, продолжил в манере Шефа: — Хор-рошо. План такой, дети мои. Вы начинайте мыть пол, конкретно: цементный пол, от дальней стены, а мы с Амбрушем от порога. И будем сближаться. Возражения? Разойдись! — Он повернулся к Подростку: — Давай, Амбруш, а то не ровен час стемнеет.
Тихоня с Гномом заржали.
— Ну и хохмач ты, старик, ну хохмач, — верещал сияющий Гном. — Уже полночь скоро.
Дверь и окно, казалось, вымылись сами собой. Усталости никто не чувствовал.
Подросток работал покорно и молча — как заведенный. Да, вел он себя по-идиотски, расчувствовался, как дитя. Ну зачем было подставлять себя под удар? И вообще мог бы сразу сообразить, что Шишак всю эту акцию солидарности затеял не только из сочувствия к Гному. Главное для него — насолить Шефу. И как он не понял этого? А впрочем, что изменилось бы? Остаться в стороне он не мог. Другое дело, что после провокации Шишака можно было их бросить без всяких объяснений. А он вот остался, послушно драил пол, потом расставлял по стеллажам наглядные пособия.
Наверное, так и надо было. Ведь от них никуда не денешься — трижды в неделю приходится бывать в мастерской, жить с ними бок о бок.
Поставив на полку последний макет, Подросток отступил и, склонив голову набок, оценивающе оглядел плоды своего труда. Нет, ничего я не потерял, успокаивал он себя, ничего ровным счетом.
— Тэк-с. Поработали мы на славу, ребятки, — подвел итог Шишак.
Тихоня молча заулыбался. «Этот лишний раз рта не раскроет, — подумал Подросток. — Вот и мне не мешало бы помалкивать».
— Что нам осталось? — выпятил грудь Шишак. — Водворить на место орудия труда. И более ничего, дети мои. А времени всего одиннадцать, точнее сказать — двадцать три, если можно верить моему допотопному хронометру, — потряс он часами и убрал их в карман.
— Можно, можно, сынок. Ровно одиннадцать, точнее сказать — двадцать три.
Все обмерли. Шишак медленно повернулся.
На пороге, расставив ноги, покачивался Шеф. Его грузная фигура в этот миг показалась мальчишкам фантастически огромной.
Он посмотрел на мебель, на стены, на серый цементный пол, затем по одному внимательно оглядел учеников. Лицо его было совершенно спокойным. Неужто именно это он и рассчитывал увидеть?
— Хор-рошо, — обычным своим тоном наконец произнес он.
Застигнутые врасплох, ученики только растерянно хлопали глазами.