Горыныч 3.0. Инициация

В последний раз, когда нужно было сменить постельное, мама договорилась с кем-то на работе и унесла две здоровых сумки грязных вещей, чтобы привезти их слегка влажными — только сушиться. Юля была просто счастлива от такого. Вот никогда не подумаешь, что будешь радоваться постиранной в машинке толстовке. Она в последнее время любила читать разные романы про попаданок в прошлое и теперь дико сомневалась в хоть какой-то их реалистичности. Разве что правда сразу в принцессу попадать, чтобы за тебя всё слуги делали. У них с бабушкой и мамой слуг не было. А бабушка рассказывала, что раньше и ткали сами, чтобы одежду сшить, ну и шили, соответственно. Это же вообще мрак! Ага, и света не было, всё при лучине или свечах. Так что, окунувшись с головой с такое вот «попадание», Юля эти романы забросила. Уже нисколько не находила интересными, да и времени стало не так и много, пока всё сделаешь, пока уберёшь, плюс подготовка. У неё самой всё вокруг сплошное прошлое, только без принцев, графьёв и королевичей.

Учёба почти сразу началась с контрольных, благо, что программа вроде как была похожей и, кажется, в прежней школе они её даже немного опережали, а училась Юля хорошо.

Её привела возрастная полноватая тётка, вроде классная руководительница, просто представила Юлю классу, спросила, хорошее ли у неё зрение и сказала сесть на свободное место. Ну как «на свободное», были места за первой партой у стены, за третьей партой у окна, а ещё полностью свободна четвёртая парта в среднем ряду. Но на самом деле свободное место оказалась только на «галёрке», как выяснилось, три человека из класса болели. А так вместе с Юлей в 9 «А» стало двадцать четыре человека: одиннадцать парней и тринадцать девчонок.

На первой же перемене её спросили, откуда приехала. Она ответила, что из Пскова, сообщив, что маме предложили хорошую работу, и больше ничего. Больше слушала, что девчонки говорили и какой у них расклад в классе.

Записных сплетниц звали Вера и Марта. Один из парней — Миша — встречался с Верой, из-за чего той завидовали все девчонки. Отсутствовали девочки-тройняшки. Одна из них должна была стать её соседкой по парте. Юля спросила, почему они не сидят вместе, раз сёстры.

— Так их Тамара Петровна сразу рассадила, как они к нам в пятом классе пришли, — ответила ей на вопрос Света, сидящая перед ней. — Ну, чтобы типа они не списывали, наверное, или там со всеми познакомились, типа общались там с нами. Хотя из них только Озара нормальная, остальные типа… не очень. Ты вообще попала, с Горгоной сидишь.

— А почему Горгона? — тихо спросила Юля. — Это что, её зовут так?

— Да нет, это погоняло такое, кликуха типа, — фыркнула Света.

— А-а… Ну просто в моём классе была Изольда и Стелла, и ещё один Емельян и Харитон, так что я подумала, а вдруг это имя такое.

— Да не, их так-то зовут Озара, Ожега и Оляна, все на «О» и фамилия «Правда», они у нас самые необычные по именам.

Внятного объяснения, почему Ожега «Горгона», Юля не получила, но когда увидела соседку, поняла, что это, скорее всего, из-за её необычайно красивых разноцветных глаз, обрамлённых просто неприлично длинными чёрными пушистыми ресницами без всякой туши, но точно не накладных и не приклеенных — прям настоящих. Они сильно контрастировали на довольно бледном лице без веснушек или прыщей. Юля могла посмотреть на соседку почти в упор, так что не увидела никакой косметики или пудры. У той и правда была такая потрясающе ровная кожа, словно её подростковые гормоны и вовсе не коснулись. У Юли тоже не было прыщей, мама сказала, что это у них семейное, а ещё поведала секрет умывания постоявшим в тепле кефиром, чтобы точно ничего не выскакивало, так что в прошлом классе Юле многие завидовали. Почти у всех девчонок были прыщи. И теперь Юля, увидев кого-то подобного, поняла — почему. Видимо, это тоже было генетическим — у Оляны и Озары оказалась тоже хорошая кожа. Все три сестры были похожи, но не совсем уж неотличимо, у них были разного оттенка глаза и волосы, форма губ, в общем, отличить легко.

Ожега отличалась также и самым «холодным» из всех троих взглядом. И почти неестественным спокойствием на лице, граничащим с безразличием. Такого, про который в романах писали «аристократическое». Юля кое-что понимала в безразличии: столько лет хлебала его от отца, — но у Ожеги это точно не было чем-то презрительным или неприятным. Только через несколько дней Юля поняла, что то, что сначала приняла за маску спокойствия, было уверенностью, причём настолько сильной, что рядом с соседкой Юля иррационально чувствовала себя в безопасности. Словно одно её присутствие создавало вокруг этакую магическую сферу, из-за который на их парту старались даже не смотреть.

В последний учебный день декабря на перемене к Ожеге подошли её сёстры и Оляна вежливо спросила, придёт ли Юля на дискотеку и ёлку завтра в школу.

— Завтра? — растерянно переспросила она.

— Да. Ты разве не видела объявления возле учительской?

— Нет… Как-то пропустила, — выдавила из себя Юля, мысленно ругая за себя невнимательность. — А во сколько?