«Господь дарует нам победу». Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война

Современные российские исследователи считают, что патриотическая деятельность религиозных организаций Советского Союза способствовала: укреплению национального самосознания народа, его духа, традиций и культуры, воспитанию патриотизма, трудолюбия, высокой нравственности, терпения, милосердия и других необходимых воюющему народу качеств, обеспечивших победу над фашистскими агрессорами; консолидации сил страны в противодействии врагу, укреплению морально-политического единства народов СССР; активизации борьбы против оккупантов порабощенной Европы и расширению антифашистского фронта; укреплению собственного авторитета религиозных организаций; улучшению церковно-государственных отношений[24].

Другой важной темой являются религиозная политика советского государства и церковно-государственные отношения в годы Великой Отечественной войны. Эта проблема более 60 лет привлекает внимание исследователей. Зарубежные историки уже в 1950–1970-е гг. высказали ряд гипотез и идей, позднее нашедших подтверждение в рассекреченных советских архивных материалах. Написавший несколько книг У. Флетчер справедливо относил начало изменения государственного религиозного курса к осени 1939–1941 гг., считая, что «с 1939 по 1941 гг. Церкви удалось добиться определенных успехов». По его мнению, после присоединения к СССР западных областей в 1939–1940 гг. Патриарший Местоблюститель митрополит Сергий (Страгородский) впервые с тех пор, как он возглавил Русскую Церковь, оказался в таком положении, что мог требовать уступок от правительства. Несколько идеализируя эту ситуацию, указанный автор полагал, что уже к началу Великой Отечественной войны имелись все предпосылки для восстановления позитивных отношений между Церковью и государством.

В своих трудах У. Флетчер выделил 1945–1948 гг. как период особенно активного содействия Русской Церкви советским внешнеполитическим акциям. В то же время он датирует начало деятельности Московской Патриархии как «проводника советского империализма» апрелем 1945 г., а не осенью 1943 г., рассматривает только два основных аспекта задач Русской Церкви на международной арене в «сталинскую эпоху». Не оправдывает себя и выделение в качестве последовательных этапов установление контроля Московской Патриархии над Православными Церквами Восточной Европы и попытки получить гегемонию в других регионах — эти акции осуществлялись фактически одновременно. У. Флетчер предвзято оценивает внешнюю деятельность Русской Церкви исключительно с политических позиций[25].

Следует также упомянуть работы Н. Струве, М. Спинки и У. Коларза[26]. Первый из этих историков, подчеркивая, что внешние связи Московской Патриархии являются областью, в которой ее зависимость от государства ощущалась более всего, верно отмечал связь уступок в интересах Церкви с последующими важными международными акциями Патриархии. По мнению Струве, с 22 июня 1941 г., благодаря занятой Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Сергием патриотической позиции, начался новый период отношений Русской Православной Церкви и советского государства: «Поверженная своим врагом и оставленная умирать, Церковь против всякого ожидания восстала, чтобы призывать к борьбе». Однако исторический обзор Н. Струве носит беглый характер и в основном сосредоточен на «хрущевском» периоде и реакции верующих на гонения этого времени. В целом неплохим монографиям М. Спинки и У. Коларза присущи многие названные недостатки трудов У. Флетчера.

Большинство западных историков преувеличивает степень контроля государства над Русской Церковью, не учитывает обратного воздействия, вынужденности считаться с интересами миллионов верующих. Спорной и недостаточно разработанной представляется и периодизация государственной религиозной политики, всплесков репрессивных акций в их работах, в том числе у наиболее плодовитого автора 1980–1990-х гг. — канадского профессора Д. В. Поспеловского. Для его богатых фактическим материалом, несомненно, ценных в научном плане книг характерно, однако, некритичное, дословное воспроизведение большого количества нарративных источников. Поспеловский справедливо подчеркивает, что митрополит Сергий (Страгородский) предпринял важный шаг на пути к фактической легализации Церкви, использовав для этого церковные сборы на оборону страны, начавшиеся задолго до получения на них официального разрешения. Однако с рядом утверждений этого историка трудно согласиться. Так, например, он пишет, что государство в СССР осуществляло административные меры в борьбе с религией, так как «Советы рассматривали Русскую Православную Церковь как угрозу их монополии на власть»[27]. Но церковные организации отнюдь не подменяют органы государственного управления.