Господь мой и Бог мой. Евангельские чтения. В помощь открывшим Евангелие

«Так и вы теперь имеете печаль; но Я увижу вас опять, и возрадуется сердце ваше, и радости вашей никто не отнимет у вас…» (Ин. 16:22) – говорит Он ученикам на Тайной вечере.

Смотрите: Он не сказал: «Увидите Меня, и возрадуется сердце ваше…» Он говорит: «Я увижу вас, и вы обрадуетесь».

Он не просто причина, Он еще и источник нашей радости, ее даритель. Она рождается в нас от того, что делает Он. И Он защитник: никто не отнимет, ни внешние, ни мы сами.

О, Он знает, как легко мы лишаем себя радости, как просто ее теряем в сомнениях, недоверчивости, ощущении ее «неположенности» нам. Как часто сами себя бьем по руке, тянущей к губам чашу радости.

Но радости нашей никто не отнимет у нас, даже мы сами себя ее не лишим, Он не позволит.

Боже, дай быть сопричастником радости Твоих апостолов, которые вернулись в Иерусалим, не утирая слезы, а радуясь. И не просто, а великой радостью.

Нет, не опустела без Тебя земля, а наполнились Тобой небеса. Нет, Твой уход ничего не отнял, а исполнил мир радостью о том, что все сбылось – и все только начинается.

Нет, не печаль разлуки, а предвкушение встречи; и апостолы не глядят с тоской в небо, а радостно идут в город, чтобы служить Тебе.

Ты уходишь – и с Твоим уходом становишься ближе, еще ближе, чем сидя на закате у костра за рыбой и за медом. Потому что было это, а будет еще больше.

Ты не оставил, Ты вознесся и взял с Собой сердца и души, помыслы и надежды любящих Тебя. А где мы, если не там, где наши сердца и мысли, души и надежды?

Твой уход – это обещание Встречи, а что может быть радостнее такого обещания? Только сама Встреча.

Вместо заключения

Меня периодически упрекают: мол, от моих текстов создается ощущение, что грешить не страшно, каяться не обязательно, а Господь так милосерд, что закроет глаза абсолютно на все и пустит всех в Рай. Или даже насильно затащит. В общем, беспокоиться не о чем.

Вы не поверите, но я пишу именно о покаянии. Просто начинается оно не с того, чтоб признать себя страшным грешником и начать рефлексировать по этому поводу.

Покаяние начинается с Христа. С того, что мы вдруг видим Его, переводим на Него глаза, и это нас меняет. Именно взгляд на Него творит с нами нечто такое, от чего грех становится не просто очевиден, но и чужд, чужд порой до болезненности. Грех выцветает, когда мы, глядя на Его прекрасный образ, ощущая и осознавая Его любовь, чувствуем, что прежняя жизнь не совместима с этим, а терять это уже совсем не хочется.

Мы подлинно каемся, встретившись с Ним, пережив нечаянную и нежданную радость и милость этой встречи: оказывается, Господь любит нас даже во грехе и видит в нас хорошее, хотя мы сами про себя знаем много такого, что с Ним несовместимо.

И Он знает. Но не делает это преградой, а говорит: «Иди ко Мне». Это меняет, именно это! Рядом с Ним не останешься прежним, если увидел Его по-настоящему.

Так Закхей сперва увидел с дерева Христа и услышал совершенно неожиданные Его слова: «Я буду у тебя ужинать», а уже потом, полный счастья от близости к Нему, покаялся и пообещал возместить ущерб.

Господь не сказал ему: «Сперва вразумись, потом Я окажу тебе милость и сяду с тобой за стол». Иисус прекрасно знал, что без Него не будет вразумления, а если вдруг и будет, то без Его близости и поддержки оно попросту сломает человека.

Первое, что меняет нас, – взгляд на Него и осознание Его доброты, незаслуженной и нечаянной и при этом очень теплой и очень… бережной и неунизительной для нас.

И мне очень, очень важно хотя бы в каком-то приближении дать в своих текстах словесный портрет такого Христа. Чтоб при взгляде на Него сердце к Нему потянулось, и так родились ростки перемены-метанойи-покаяния. Ведь только рядом с Ним этот росток вырастет и даст плоды.

Но, скажут мне, вот Сам Иисус часто говорил грозно и гневно, нередко поминал геенну огненную и гнев Божий, а я этого совсем не делаю. Что же выйдет из такого попустительства? Совсем грешники распояшутся!

Но ведь это Иисус. Он мог делать и говорить все, что Ему было угодно, не боясь, что этим доведет людей до страха и отчаяния. Потому что это был Он Сам. С Его лицом, Его взглядом, Его голосом. Он был Собой, и для Его слушателей это было величайшим утешением и ободрением. Его доброта была очевидна, о ней не надо было говорить. А все мои тексты, вместе взятые, не стоят одного Его взгляда, улыбки, кивка.

Ему не нужно было объяснять, какой Он: для окружающих это было и так ясно. Иначе не толпились бы вокруг Него люди, матери не несли бы детей под благословение, а самые последние отпетые грешники, отбросы общества, поскорее убирались бы с Его дороги и не смели и глаз на Него поднять, не то что сесть с Ним за один стол.

И от Него можно выслушать все. Правда – все. Но только от Него. Не какие-то абстрактные угрозы и упреки, а слова Того, Кто уже проявил к тебе милость, участие, заботу. И Кто такой, что с Ним хочется быть: с Ним хорошо. Вот просто хорошо.